Сердце вырывалось из груди, и она не могла дышать. Она сжимала браслет Шторми в кулаке. Она спрятала его подальше, когда стилисты принялись за ее прическу.
Бишоп сделал кислое лицо. Судя по всему, хороших новостей у него не было.
– В общем, они все еще считают, что ты одна из повстанцев. Неудивительно. Твое душераздирающее выступление снизило количество желающих твоей смерти до девяноста одного процента.
– Девяносто один? – Рейна сделала глубокий вдох. У нее закружилась голова.
– Но есть еще другие опросы. – Он показал ей свой ТехДек, на котором была анимация, где Рейну раздирает акула. – Пятьдесят четыре процента хотят, чтобы тебя скормили акуле-мутанту, а тридцать шесть отправили бы тебя в шахты Питча.
– Это значит, что все решено? – выдавила Рейна.
– Не совсем, у нас есть еще пара часов. И у меня есть туз в рукаве.
Из его кармана заиграла мелодия, и он вытащил оттуда портативный ТехДек. Он смотрел на экран, нахмурившись.
– Новая информация. Мне нужно разобраться, девочка.
– Подожди. Туз? И что произойдет?
– Не переживай! – он подмигнул. – Я знаю, что делаю. Я очень плохо умею проигрывать.
Не переживай?! Она уже не переживала, а начинала паниковать. Речь вообще-то шла о ее жизни, и Рейна ничего не могла сделать, чтобы спастись. Приходилось только сидеть и ждать. И бояться. А еще представлять себе, каково это – быть растерзанной акулой-мутантом. Бишоп исчез, даже не посмотрев на нее.
Время шло, Рейна все ждала, но он не возвращался. Она была одна. Наедине со своими мыслями и страхами. Наедине с последней искрой надежды, что люди все-таки передумают или что у Шипов есть какой-то план.
Когда время истекло, стилист снова вернулась к Рейне, чтобы закрасить темные круги под ее глазами.
– Ты должна выглядеть идеально на сцене! – сказала она, растушевывая пудру на лице Рейны.
– Это казнь. Моя казнь, – зарычала она.
– Это мероприятие, – сказала стилист, наклеивая что-то на ресницы, которые теперь были похожи на крылья бабочки.
Рейна ничего не ответила на это. Она надела браслет на запястье и спрятала его под рукавом. Он должен придать ей сил. Стилист наверняка это видела, но ей хватило порядочности, чтобы не протестовать.
Рейна шла на сцену, окруженная часовыми. Было уже темно, и море огней освещало сцену и площадь со всех сторон. На нее упал луч прожектора.
Морфей сидел на краю сцены в кресле, похожем на трон, но ничего не говорил. Он был слишком занят просмотром чего-то в своем ТехДеке: это интересовало его явно больше, чем «мероприятие». Когда советник прошептал ему что-то на ухо, мужчина встал и поморщился.
– Народ страны Хоуп, вы решили судьбу мятежницы Рейны, и ее приговор…
Тишина. Пауза затянулась надолго, и Рейна почувствовала, что теряет сознание. Она бросила взгляд в толпу в поисках хоть какого-то знака, хоть чего-то, что могло ее спасти.
– …смерть!
Она оцепенела, а Морфей уселся обратно в свое кресло. Рейна не смела двигаться, уставилась в одну точку где-то вдалеке, зная, что на нее направлены камеры. Она не будет плакать. Они не увидят ни одной ее слезы. Смерть.
Она скучала по лесу, в котором они так долго жили с матерью. Там все было так прекрасно и просто.
Смерть.
Внезапно Рейна возненавидела всех, кто голосовал против нее. Она прикусила губу, когда часовые схватили и подняли ее. Должна ли она гордо смириться со своей судьбой? Но кому нужна гордость? Она была бойцом, и она не сдастся без боя. Никогда. Она была непогодой, и она будет бушевать.
Она напрягла свои мышцы, подняла руки вверх и закрутилась вокруг своей оси. Удивленные часовые отпустили ее, и она ударила локтем одного из них. Другой схватил ее за плечи. Она споткнулась и повернулась, падая на пол. Рейна упала на спину, ссутулилась и пнула часового. Она попала прямо в колени и откатилась в сторону. Двое часовых на полу. Со всех сторон Рейну атаковали все новые солдаты, доставая свое оружие и окружая ее.
– Остановитесь, – это был голос Бишопа.
Рейна повернула голову и посмотрела на свои кулаки. Он и какая-то женщина протискивались между часовыми и бежали к сцене. Это была та самая безэмоциональная ученая в белом халате.
– Подождите. Не стреляйте. Ее нельзя казнить.
– Что опять? – Морфей, который до этого не вставал с кресла, застонал.
По его мнению, это мероприятие явно затянулось, и он негодовал.
– Может, мы уже покончим с этим?
Рейна чувствовала, как надежда в ней снова оживает. Надежда, которая как-то выжила после всего, что случилось.
– Мятежники подготовили ловушку для нас. Они хотели, чтобы мы убили эту девочку, – выдохнул Бишоп.
Что он говорит? Почему Шипы должны хотеть ее смерти?
Бишоп встал напротив камеры, держа ТехДек перед ней в знак доказательства.
– Он прав. Результаты исследования абсолютно точны. – Женщина встала рядом с Бишопом и пожала плечами, хлопая своими длинными ресницами.
– Я не думала, что такое возможно, но гены не могут лгать. Здесь не может быть ошибки.
Толпа зашумела.
– Покажите. – Морфей взял ТехДек и уставился на экран.
Он целую вечность ничего не говорил и потом медленно поднял взгляд. Мужчина посмотрел на Рейну, которая все еще стояла в защитной позиции. Потом повернулся к толпе.
– Эм… – Он не мог найти подходящих слов, но никто не бежал к нему подсказывать в этот раз. – Казни не будет.
Прежде, чем люди начали возмущаться, он поднял руку и продолжил:
– Судя по всему, нашу принцессу вернули.
Рейна тяжело сглотнула. Она почувствовала облегчение, и ее напряженные руки задрожали. Казни не будет. Она не умрет. По крайней мере, сейчас не будет. Ее глаза наполнились слезами, и она не могла надышаться; из-за страха она будто бы забыла, как дышать. Воздух наполнял ее легкие и отгонял панику, наполнявшую ее до этих пор, прочь. Рейна чувствовала такое облегчение, что и не заметила, как Морфей к ней подошел. Он взял ее руку и поднял наверх, и тут Рейна его увидела.
– Кажется, у нас теперь есть повод для вечеринки, – он засиял.
– Что? – спросила Рейна.
Она переводила взгляд от поднятой руки к счастливому лицу Благословенного, пытаясь понять, что происходит.
– Разрешите представить! Наша потерянная принцесса! Моя сестра Райана.
18
С костяшек его пальцев капала кровь. Ларк уставился в пустоту. Нескончаемая пустота, в которой он мог утонуть. Только боль помогала ему оставаться здесь и сейчас, но он чувствовал, будто он был оглушен и под наркозом. Он давно должен быть дома. Комендантский час начался уже много часов назад, но он не смел возвратиться. Он боялся увидеть лицо Розы. Боялся, что ему придется на нее смотреть. Он со злостью ударил ствол дерева, но его приступ не оставил на дереве ничего, кроме пары мелких трещин на коре.
