Он подумал о своей семье и не мог дышать из-за паники.
Кто позаботится о них, когда к его коду припишут «Ф3»?
– Не переживай. Ты теперь один из нас и к тому же герой. Благодаря тебе мы нанесли решающий удар по Благословенным. Один из наших шипов попал в золотой глаз, тем самым ослепив их священного голубя.
Что он имел в виду?
Что они сделали?
– Мятеж свободных людей. Он наконец-то начался. Скоро Благословенные будут свергнуты.
Мятеж? Ларк чувствовал себя так плохо, что на его глаза наворачивались слезы.
– Они начнут из страха рвать друг другу глотки, а когда они поймут, что именно этого мы и хотели, будет уже слишком поздно.
Ларк застонал.
– Не беспокойся. Ты один из Шипов, и наша правда не умрет. Поправляйся. Когда ты выздоровеешь, мир станет другим, он станет лучше.
Лучше? Ларк сомневался в этом. Что бы ни происходило, это точно было что-то нехорошее.
Во время взрыва погибли двое Благословенных. Хотя люди и знали, что Благословенные не бессмертны, их угнетало чувство беззащитности. Как будто солнце в одночасье решило, что завтра не будет восходить на небосклоне.
Факт того, что Благословенные были неприкосновенны, жили долго, мирно и счастливо, был настолько основополагающим и очевидным до этого момента. Никогда раньше они не умирали преждевременно из-за тяжелой болезни или от руки человека.
Среди мертвых числился граф Зеленого округа. Спустя два дня обнаружили труп Андромеды.
Рейна узнала об этом из новостей, потому что большую часть времени после взрыва проводила перед ТехДеком.
Ее представитель вбежал в комнату, чтобы лично рассказать ей новости.
Она подняла глаза от экрана, и он понял, что она уже все знала.
– Мне очень жаль, – прошептал он.
Бишоп попросил служанку принести Рейне горячий шоколад, но она к нему так и не прикоснулась. Она не произнесла и слова с тех пор, как узнала об этом, что обеспокоило не только ее представителя, но и Джи.
Но Рейна не знала, что сказать. Учитывая ситуацию, каждое слово казалось ей бессмысленным.
Если верить информации, поступившей из Серебряного округа, люди все чаще требовали изгнания Двоек из-за страха перед новыми взрывами. Пока этот вопрос оставался нерешенным, все Двойки должны были нарисовать цифру два на лбу под линией волос. Им запретили участвовать во всех мероприятиях. В то же время часовые арестовали подозреваемых, большинство из которых были слугами.
Рейна видела своего отца на экране ТехДека чаще, чем за всю свою жизнь до взрыва. Его часовые и БойБоты патрулировали золотые улицы и напоминали каждому о том, что Тиберий должен отвечать за то, чего требовали высшие округа: за безопасность.
– Тиберий реалист. Он видит опасность и действует, – говорил Эвстахий в камеру. – Я хочу, чтобы у нашего правителя была такая же позиция.
Рейна выключила ТехДек ударом ноги. Она чувствовала себя зверьком в клетке, которого выпускали только для того, чтобы поддакивать отцу.
– Что случилось, принцесса? – спросил Найф, осматривая разбитый экран.
Потом были похороны, и Рейне, наконец-то, позволили покинуть ее маленький мир.
На это мероприятие Бишоп подготовил ей бархатную робу, которая была невероятно тяжелой.
– Это потянет тебя вниз, даже если ты не скорбишь, – цинично пробормотал представитель, набрасывая тяжелую ткань на голову Рейны. – Если тебе что-то понадобится, я всю церемонию буду рядом.
Андромеду сожгли: так всегда делали в Авентине.
Ее останки были завернуты в золотую ткань, потому что едва ли кто-то хотел на них смотреть.
Мероприятие было публичным: на нем присутствовали все Благословенные, даже правители. За церемонией наблюдали БойБоты и часовые.
Тиберий прибыл на похороны с четырьмя охранниками и Дафной. Ее поврежденная рука не была перевязана, но по ее движениям было видно, что у нее еще не прошла боль. Тем не менее она, стиснув зубы, следовала за Тиберием по пятам, словно собачка. Она все время поправляла его одежду и макияж.
Кроме Благословенных и их представителей на мероприятии присутствовали несколько Единиц и Скорый, снимавший на камеру каждый печальный взгляд.
Андромеду положили на ее цветочную гондолу с праздника. Каждый мог подойти к ней, чтобы попрощаться.
Амигдала словно превратилась в камень. Ее привычная улыбка, казалось, навсегда покинула ее лицо. Женщина выглядела сломленной.
Морфей не мог стоять. Он выпил слишком много чая с сиропом перед церемонией и будто бы в любой момент мог упасть в обморок. Он пытался сказать что-то, но выдавал только невнятные и бессвязные предложения. В конце концов его представитель увел его с праздника.
У Рейны по щекам бежали слезы, когда она озвучила то, что пришло ей в голову.
– Ты была прекрасной девушкой и всегда заставляла меня смеяться. Спасибо, что была со мной рядом, – она смахнула слезы. – Как и каждый из нас, ты искала свое место в этом мире. Ты навсегда останешься в моем сердце. Я никогда тебя не забуду.
О том, что последние ее слова были записаны на камеру, Рейна узнала только тогда, когда включила ТехДек в своей квартире. Ее слова, судя по всему, были выбраны самой трогательной речью церемонии и повторялись в эфире сотни раз.
«Как и каждый из нас, ты искала свое место в этом мире. Ты навсегда останешься в моем сердце. Я никогда тебя не забуду».
Амигдала сказала только два слова: «Прости меня».
Учитывая тот факт, что она хоронила свою собственную дочь, жителям Авентина показалось, что она сказала слишком мало.
Рейна пыталась сдержать порыв разбить свой новый ТехДек.
Она пнула ногой кровать, прежде чем упасть на нее и закрыть лицо руками.
Кассиопей вопросительно пискнул, запрыгивая ей на спину. Она не реагировала на него, и он укусил ее за шею. Его снова проигнорировали, и это обеспокоило зверька. Он сунул свой холодный нос Рейне под руку и остался лежать рядом с ней.
Правда в том, что все в этом мире преходяще. Авентинцы плакали и говорили о том, как им грустно и обидно.
Но она не заслужила этого, и Рейна пообещала себе не забывать подругу. Каждую ночь перед сном она будет вспоминать ее лицо, шептать ее имя.
Рейна спрашивала себя, что было бы, если бы умерла и она. Скорбели бы по ней Тиберий и Аурелия? На публике точно. А Тиберий бы использовал ее смерть так же, как и смерть Андромеды, в своих собственных целях. Потому что люди могли перестать грустить, но бояться они не переставали.
Шторми.
Она никогда не забудет ее, не перестанет по ней скучать. Шторми была единственной, кто любил ее по-настоящему: такой, какая она есть.
