Улита шагнула к столу, вынула из черной коробки свою золотую монету и сунула ее в карман полушубка. Улыбнулась чужеземцу и сказала:
– Теперь уведи меня отсюда, толмач!
Рамон взял девку за руку и повел ее к выходу.
Как только дверь за ними захлопнулась, в избушке стали происходить странные и страшные вещи. Лежащая на полу, в луже темной крови, ведьма вдруг зашевелилась. Пара мгновений – и вот она уже не лежит, а сидит на полу.
Голова ведьмы была неестественно вывернута. Старуха обхватила виски морщинистыми руками, похожими на куриные лапы, затем резко дернула голову вбок и с отвратительным хрустом поставила ее на место.
– Леший… – выругалась ведьма, поморщившись. – Уж в который раз это делаю, а все не привыкну. Черныш! – резко позвала она. – Поди сюда, бездельник!
Стопка тряпья в углу избы превратилась в черного пса. Пес поднялся с пола и с готовностью подошел к ведьме.
– Помоги мне подняться, – хрипло проговорила старуха.
Пес подставил ведьме лохматый загривок. Ухватившись за него, старуха, кряхтя и ругаясь, поднялась на ноги.
– Ну вот, – хрипло произнесла она затем. – Теперь Первоходу конец. Хорошая сегодня ночка, Черныш. Но пора нам отсюда убираться. Одион! Двойчан! Калоста! – прокричала ведьма Мамелфа и трижды хлопнула в ладоши.
Избушка тут же стала таять в воздухе. Вот она стала прозрачной, как темная вода, потом – прозрачной, как белая вода, а потом, издав легкий хлопок, исчезла вовсе, оставив после себя облачко вонючего дыма, которое секунду спустя развеялось по ветру.
5
У дома своего сожителя Молчуна девка Улита остановилась, взглянула на Рамона и сказала:
– Здесь мы расстанемся.
– Расстанемся? – Брови красавчика толмача дрогнули. – Сударыня, неужто вы не позволите мне войти в ваш дом?
– Видишь ли… – Улита положила иноземцу руку на грудь и улыбнулась. – Я живу с братом. А он очень не любит, когда я привожу в дом парней.
– Парней? Милая моя, но больше не будет никаких парней. Я войду в этот дом как ваш жених. Я хочу породниться с вашим братом, и прямо скажу ему об этом.
Улита улыбнулась и покачала головой.
– Не сейчас, Рамон. Дай мне время рассказать все брату и приучить его к этой мысли. Я не хочу, чтобы вы поссорились.
Рамон поймал ее руки и поднес их к своим губам.
– Милая… – Он коснулся губами ее пальцев. – Когда же мы увидимся снова?
– Завтра, – ответила Улита.
– Где?
– В кружале у Озара.
– В «Трех бурундуках»?
– Да.
– Хорошо. Я буду ждать вас в кружале. Но знайте, сударыня, если вы не придете, мое сердце будет разбито.
– Я приду, Рамон. Приду. Обещаю.
Она хотела отстраниться, но Рамон удержал ее руки.
– Один поцелуй, – попросил он умоляющим голосом. – Один ваш поцелуй, и я стану самым счастливым мужчиной на земле.
Улита тихо засмеялась.
– Не думала, что на земле бывают такие парни, как ты, Рамон. Ну, хорошо. Если это и правда сделает тебя счастливым…
Она обняла смазливого толмача и крепко поцеловала его в губы.
– О, Диана, богов чаровница… – восторженно выдохнул он. – Как же я счастлив!
И вдруг по лицу Рамона, освещенному светом смоляного факела, пробежала тень.
– Donna Mia! – воскликнул он. – Я совсем забыл про вашего обидчика! Назовите мне его имя, и я расквитаюсь с ним!
– Это вполне может подождать до завтра, – сказала Улита и высвободила руки. – Мне пора, Рамон. До завтра.
– До завтра!
Улита повернулась, стукнула калиткой и скрылась во дворе.
Несколько секунд толмач стоял молча, вглядываясь в тускло освещенные окна дома. Потом пробормотал:
– Она само очарованье. Как низко должен пасть человек, чтобы обидеть такого ангела. Господь, помоги мне расправиться с ее обидчиком. Клянусь святым крестом, завтра же я отправлю его к тебе и надеюсь, что и на небесах он получит то, что заслужил.
6
Когда белый чародей окликнул Хлопушу, верзила от неожиданности оцепенел.
– Хлопуша! – повторил Пастырь своим властным, спокойным и добрым голосом. – Ты меня слышишь?
– Да… – промямлил парень, сжимая в руке топор, которым только что колол дрова. – Слышу, отче.
Белый чародей окинул рослую, широкоплечую фигуру Хлопуши задумчивым взглядом и сказал:
– Ты, я вижу, парень здоровый. Не надоело тебе таскать помои да рубить дрова?
Хлопуша неуверенно повел плечами.
– Ты сам говорил, отче, что всякий труд хорош, коли делается на благо общины.
– Ты прав, – спокойно согласился Пастырь. – Но Господь дал тебе крепкие руки и широкие плечи не для того, чтобы ты бегал с ведрами к вонючему оврагу. Есть у меня для тебя другое задание, парень.
Верзила сглотнул слюну и взволнованно пообещал:
– Я сделаю все, что ты велишь, отче.
– Это само собой, – кивнул белый чародей. – Дело вот в чем. Ты, конечно, знаешь, что человек, которого кличут Вичкутом Шкуродером, стал недавно членом нашей общины?
– Знаю.
– Вичкут Шкуродер был разбойником и грабил со своей шайкой купцов ради личной прибыли. Знаешь об этом?
– Как не знать. Вичкут Шкуродер – самый известный разбойник в нашей округе. Купцы назначили за его голову богатую награду.
– Так было до недавних пор. Но теперь Вичкут не разбойник. Он – такой же воин Божий, как я. И ему нужны крепкие парни. Такие, как ты, Хлопуша. Так как, пойдешь к Шкуродеру в ватагу?
– Так ведь он…
– Что? – прищурился чародей.
Хлопуша стушевался.
– Должно быть, все это чушь и пустая болтовня, но я слышал, что Вичкут по сию пору проливает людскую кровь.
Пастырь посмотрел на Хлопушу взглядом прямым и спокойным и произнес своим удивительным голосом:
– Ради великой цели и кровь пролить не жалко, сын мой. Если бы твой друг угодил в медвежий капкан, а за вами по пятам неслись волколаки – нешто ты не отрезал бы другу ногу, чтобы помочь ему выбраться и спастись?
– Отрезал бы, – согласился Хлопуша.
Белый чародей улыбнулся:
– Вичкут делает то же самое. Легче ослу протиснуться сквозь игольное ушко, чем богатому попасть в царствие Божие. Вичкут со своей ватагой помогает купцам очистить их алчные души.
– Что ж… – Хлопуша нахмурился. – Ежели это благая цель…
