– Ты про отражения?
– Да.
Глеб пожал плечами:
– Этого я не знаю. Меня другое тревожит. Эти отражения очень убедительно выглядят. Их может быть не два и не три, а десять или двадцать. Или даже сто! И все это стадо призраков бродит по селам и весям, показывая людям чудеса и убеждая их в том, что Пастырь – сын Божий.
– Как Иисус?
– В отличие от Иисуса, которого, как известно, распяли на кресте, двойники Пастыря неуязвимы. Не пройдет и года, как этот чертов лжепророк опутает своими сетями все русские княжества. А там и за кордон шагнет.
Глеб протянул руку к кувшину с квасом, поднес его к губам и сделал несколько больших глотков. Поставил кувшин на стол и угрюмо продолжил:
– Князья присягнут ему на верность и воздвигнут храмы в его честь. Белому чародею станут поклоняться, как богу. Его чудеса столь зримы и убедительны, что он легко станет новым мессией и основателем новой мировой религии. И произойдет это очень быстро – при его-то способности быть в сотне, а то и в тысяче мест разом.
Хлопуша слушал Глеба, выкатив глаза и подняв брови.
– Этот мерзавец вполне способен изменить будущее, – продолжил Глеб. – Иисус проповедовал любовь и пожертвовал собой ради спасения людей. А Пастырь проповедует силу и швыряет в жертвенный огонь тех, кто с ним не согласен. Если его религия распространится, мир переменится. И в этом мире уже не будет ничего, что я любил.
Глеб замолчал.
– Твои слова пугают меня, Первоход, – тихо сказал Хлопуша. – Как сделать, чтобы все, о чем ты говоришь, не стало правдой?
– Выход только один. Мы должны поймать Пастыря и выбить из него эту дурь.
– Поймать Пастыря? Но как мы это сделаем? Белый чародей всесилен, как бог.
– Да, он силен, – согласился Глеб. – Но все его чудеса – это всего лишь иллюзия. Беда в том, что люди охотнее верят в иллюзии, чем в реальные вещи. Его сила – в вере людей. Сам он не может причинить нам зла, но он может приказать своим общинникам схватить нас и разрубить на части. А если они не подчинятся, он покажет им пару своих фирменных «штучек», и они навалят в штаны с перепугу.
Глеб снова отпил из кувшина, поморщился от боли в исколотой иглой руке, потом взглянул на Хлопушу холодным, острым взглядом и сказал:
– Оставайся здесь и сторожи сундук с оружием. Скоро оно нам понадобится.
– А ты?
– Мне нужно кое-что сделать.
– Что сделать?
Глеб холодно усмехнулся:
– Есть такая поговорка: «Против лома нет приема, окромя другого лома». Вот я и попытаюсь найти этот «лом».
8
Тетка Голица выглядела совсем не так, как должна выглядеть ведьма или колдунья. Румяное, пышущее здоровьем лицо, голубые глаза, на полных губах – неизменная улыбка.
Дом вещуньи был светлый, с белеными стенами и расписными скамьями. На стенах мохнатыми пучками висели сухие, благоухающие травы. Несмотря на поздний час, Голица еще не ложилась. Да и ложилась ли она вообще когда-нибудь?
Окинув Глеба добродушным взглядом, Голица спросила:
– Так что тебя ко мне привело, Первоход?
Глеб отпил травяного чаю и поставил плошку на стол. После чего сказал:
– В княжестве объявился белый чародей. Ты слышала о нем?
– В Хлынь-граде нет человека, который бы о нем не слышал.
– И что ты о нем думаешь?
Голица чуть прищурила светлые глаза.
– Думаю, что он может принести людям много бед.
– Я тоже так думаю. Поэтому и пришел к тебе. Я хочу достать его. И я знаю, что Пастырь – настоящий Пастырь – скрывается в Гиблом месте.
– В таком случае, ты знаешь гораздо больше, чем я, ходок, – мягко проговорила Голица.
Глеб усмехнулся и покачал головой.
– Ты вещунья, Голица. Дом твой полон амулетов и колдовских трав. Помоги мне найти логово Пастыря.
– Я могла бы попробовать… Но белый чародей силен. Если он узнает, что я помогала тебе, он меня погубит.
– Помоги мне, и я расправлюсь с ним раньше, чем он об этом узнает. Мне не нужны ни твои заговоры, ни твои обереги, вещунья. Укажи мне место, где прячется Пастырь. Остальное я сделаю сам.
Голица усмехнулась.
– Ты всего лишь самонадеянный чужеземец, возомнивший себя великим охотником. Но я помню, как ты впервые появился в Хлынь-граде. Тогда в твоих глазах читались растерянность и испуг.
– Это было давно. С тех пор я сильно изменился.
– Никто из нас не меняется, Первоход. Однажды испуганный мальчик, который прячется в твоей душе, подведет тебя. И тогда ты умрешь.
– Я пришел сюда за помощью, а не за отповедью, – резко напомнил Глеб. – Разложи свои карты и окропи их колдовским зельем.
Он достал из кармана золотой солид и положил его на стол. Голица глянула на монету, едва заметно усмехнулась и сказала:
– Что ж… Если ты так хочешь.
В руках у нее появилась колода персидских карт. Белые пухлые пальцы заработали ловко и четко, расшвыривая карты по столу ровными рядками. Затем Голица обмакнула пальцы в чашу с каким-то зеленоватым варевом, что стояла справа от нее, слегка окропила карты, вновь собрала их и вновь разбросала по столу.
После этого вещунья склонилась над картами и принялась разглядывать их, хмуря брови и что-то тихонько нашептывая себе под нос.
– Ну? – нетерпеливо спросил Глеб.
Голица откинулась на спинку расписной скамьи и сказала:
– Я вижу его. Посреди мертвого города стоит полуразрушенный храм с башней. Пастырь – в этой башне. На дубовых дверях висят пудовые замки, а башню окружают страшные твари.
Глеб сжал кулаки и мрачно изрек:
– Я выкурю его оттуда.
– Один ты не справишься, – возразила Голица. – Тебе нужны помощники.
– Помощники? – Глеб задумался. – Возможно, ты права. Но сильные и умные ратники нынче на вес золота. Никто из них не согласится идти в Гиблое место.
– Я говорю не о ратниках, ходок. Я говорю о друзьях.
– О друзьях? – Глеб прищурился. – Где же я их возьму?
– Один у тебя уже есть. Огромный, как медведь, но с душой ребенка. Других тебе пошлет судьба.
– Что ж, тогда мне придется…
– Я не договорила, Первоход. – Вещунья сдвинула брови. – Они могут погибнуть в Гиблом месте. И это будет платой.
– Платой? – Глеб прищурился. – За что?
– Ты думаешь, твои шрамы исчезают просто так? За каждый исчезнувший шрам ты платишь чужой кровью. Неужели ты до сих пор этого не понял?
