Юный ловчий на мгновение задумался, затем прищурил на Глеба черные глаза и спросил:
– Монета в кружке?
Глеб кивнул:
– Да.
Бровик взял монету со стола и протянул ее Глебу.
– Держи! Мне не надо чужого.
– Не торопись, – остановил его Глеб. – Эта монета может стать твоим задатком.
Подошел разносчик и поставил на стол кружки со сладким сбитнем.
– Угощайся, – сказал Глеб и пододвинул обе кружки к Бровику.
Тот взял одну кружку, отхлебнул сбитня и, блаженно прикрыв глаза, облизнул губы. Затем сделал еще несколько больших глотков, вытер рот рукавом и взглянул на Глеба подобревшими глазами.
– Ты думаешь, что боги выбрали меня, но ты ошибаешься. Скажу тебе честно: я самый невезучий сукин сын на свете. – Глаза Бровика сузились, и он свирепо добавил: – Но если ты вздумаешь надо мной смеяться…
– Я не собираюсь над тобой смеяться, – спокойно перебил его Глеб. – Я собираюсь заплатить тебе десять серебряных дирхемов и сверх того – еще пять золотых солидов.
Несколько секунд юноша молчал. Затем сглотнул слюну и недоверчиво проговорил:
– Пять золотых солидов? Ты не шутишь?
Глеб покачал головой.
– Нет.
Бровик задумчиво нахмурился. С полминуты он сидел молча, поглядывая на Глеба недоверчивым взглядом, затем сказал:
– Такие деньги платят только за очень тяжелую и опасную работу. Зачем тебе нужно в Гиблое место?
– Хочу кое-кого разыскать.
– Он твой друг?
– Не совсем.
– Тогда зачем ты его ищешь? – Бровик прищурил черные глаза и уточнил: – Ты хочешь убить его, верно?
– Все будет зависеть от нашего разговора, – сказал Глеб. – Если мне не понравится то, что он скажет, я его убью.
Юный ловчий метнул на Глеба быстрый, нервный взгляд исподлобья, затем нахмурился и задумчиво постучал по столу худыми пальцами с обкусанными ногтями.
– Не знаю, что и сказать… – пробормотал он. – Видишь ли, мне не очень нравится, когда убивают невинных людей.
– Я тебя понимаю. Но человека, которого я ищу, никак не назовешь невинным.
– Ты готов в этом поклясться?
– Да.
– Тогда поклянись.
– Чем я должен поклясться?
– Велесом.
Глеб поднял правую руку и торжественно изрек:
– Клянусь Велесом, что человек, которого я ищу – убийца и мошенник.
Паренек облегченно вздохнул.
– Что ж… Раз ты поклялся… Ладно. Я пойду с тобой в Гиблое место. Но мы толком не познакомились. Как мне тебя называть?
– Зови меня Глеб. Глеб Первоход.
– Глеб Первоход. – Паренек задумался. – Я где-то уже слышал это прозвище… Вот только где?
Глеб поднялся из-за стола.
– Ты куда? – насторожился Бровик.
– Пей сбитень, а я поговорю с целовальником.
Парень прищурился:
– А если я убегу?
– Тогда мне придется искать другого спутника, – ответил Глеб и зашагал к стойке.
– Эй, погоди! – Бровик схватил свои кружки и поспешил за Глебом. – Я с тобой.
– Чего это вдруг? – удивился Глеб.
– Ты нанял меня, чтобы я сопровождал тебя. И обещал щедро заплатить. Пока я не получу свои деньги, я буду оберегать тебя, как зеницу ока.
– Что ж… – Глеб пожал плечами, отвернулся и зашагал дальше.
К стойке они подошли вместе.
– Эй, друг! – подозвал целовальника Глеб и, когда тот подошел, протянул ему еще одну серебряную монету. – Угости посетителей олусом еще раз.
Целовальник покосился на Бровика и с усмешкой определил:
– Вижу, ты нашел себе удачливого спутника?
– Да, – спокойно ответил Глеб, не обращая внимания на иронию, проскользнувшую в голосе целовальника. – И мне нужен еще один.
– Что ж… Коли так, то сделаю.
12
– «Зачем лицо ты отвращаешь скорбное? Прикрывши платьем слезы набежавшие…» – Черноволосый парень со смуглым, грустным лицом отхлебнул вина и смахнул с ресниц слезы. – Закатилось солнце дней моих, – с невыразимой грустью продекламировал он. – Погрузилась душа моя в потемки на веки вечные.
– Уж слишком сильно ты переживаешь, толмач, – заметил один из собутыльников грустного молодого человека.
Тот горько усмехнулся и кивнул.
– Вы правы, сударь. Но что делать, если тоска разрывает мне душу? Пейте, сеньоры, пейте за здоровье несчастного толмача Рамона Гандольфини.
Толмач Рамон сильно отличался от мужиков, с которыми пил. Длинные, сильно вьющиеся и черные, как смоль, волосы его были стянуты сзади яркой лентой. Черные бородка и усы были аккуратно подстрижены. Даже камзол его – довольно заношенный и залатанный – был чист и опрятен.
– Стоит ли так убиваться по бабенке, – небрежно проговорил другой собутыльник Рамона, вольный охоронец по кличке Легаш.
Рамон прищурил на него свои черные и мягкие, как южная ночь, глаза и покачал указательным пальцем.
– Друг мой, не стоит так говорить. Когда я слышу столь недостойные речи, сердце мое наполняется грустью, глаза – слезами, а душа – гневом.
Охоронец Легаш, мужик рослый и широкоплечий, положил на стол огромные руки, сжал кулаки, каждый из которых был размером с голову Рамона, и усмехнулся.
– И что ты мне сделаешь, толмач? У тебя даже меча нет.
– Это верно, – согласился Рамон. – Меча у меня нет. Но у меня есть вот это.
С этими словами он ловко выхватил из-за пояса два кинжала и рубанул ими об стол, намертво пригвоздив широкие рукава охоронца к столешнице.
Охоронец Легаш побледнел. Мужики, сидевшие за столом, заухмылялись, закачали головами.
– Ай да толмач!
– Ловок, леший его дери!
– Никогда не суди о людях по внешности, друг мой, – проворковал Рамон, глядя в глаза охоронцу своими черными бархатистыми глазами.
Легаш дернул щекой и прохрипел:
– Вынь ножики.
– Как скажешь, – согласился Рамон и одним быстрым, сильным движением вынул кинжалы из дубовой столешницы. Затем ловко крутанул ими в воздухе и сунул за пояс.
– Ай да толмач! – снова воскликнул кто-то из мужиков. – Уел он тебя, Легаш. Как пить дать – уел.
Охоронец осмотрел продырявленные рукава полукафтана, перевел холодный взгляд на Рамона и процедил сквозь зубы:
– Я это запомню.
