– Что случилось? – спросил он.
Взгляд Рейны и ее грустное выражение лица обеспокоили даже мать Ларка.
Но не Фуфу, чьи сенсоры переживали только за Ларка.
– Ничего, – Рейна прикусила губу. – Мне хотелось отдохнуть от всего этого.
Кнот принесла сухую одежду и перевязала ноги Рейны. Чуть позже она села на кровати Ларка, обняв руками ноги и положив подбородок на колени. Ее взгляд скользил по комнате в поиске чего-то, за что можно было зацепиться. Она выглядела такой же растерянной, как и Ларк, и казалась такой идеальной, даже в простой одежде, которая была ей сильно велика. Даже с перевязанными ногами она была безупречной. Густые волосы плотной завесой обрамляли лицо. Темно-красные. Ларка завораживал этот цвет. В Сером округе они выглядели темнее, и красный был едва заметен – как отсвет огня в тлеющих углях.
В зеленых глазах под прямыми бровями таилась дикость, это делало Рейну похожей больше на хищника, чем на принцессу.
Она сорвала остатки драгоценных камней со своих волос и изучала их с явной неприязнью. Ларк хотел спросить, как она себя чувствует, но вопрос показался ему неуместным.
Он знал, как Рейна любила свою мать, и слишком хорошо понимал, какую глубокую рану в душе может оставить смерть любимого человека.
– Спасибо, – сказал он.
– За что? – Рейна вопросительно посмотрела на юношу.
– Если бы не ты, нас бы здесь не было, – Ларк выглянул из окна. – Не думаю, что кто-то приютил бы в Авентине калеку вроде меня и Тройку, если бы не ты.
– Не благодари меня за это, – пробормотала Рейна, и ее взгляд стал стеклянным. – Этот город – тюрьма из золота, стекла и одиночества.
– Розе тут хорошо. Ну, из-за воздуха.
– Мне очень радостно это слышать.
На мгновение ему показалось, что на ее лице промелькнула едва заметная улыбка.
– С тобой все… в порядке? – спросил он, хотя и знал ответ на свой вопрос.
Он видел его в ее беспокойном взгляде, в трясущихся руках и темных кругах под глазами. Она вряд ли хорошо спала в последнее время.
– Я жива, – ответила она, и ее голос звучал горько. – А ты как?
– Я тоже живу. – Их взгляды встретились, и они знали, что понимают друг друга.
– Ты ее любил? – спросила Рейна, указывая на голограмму, стоящую на тумбочке Ларка. Она проецировалась из помятого открытого медальона, который можно было закрывать, чтобы носить с собой.
Девушка-голограмма крутилась вокруг своей оси и широко улыбалась. Снова и снова. Она выглядела прекрасной, практически нежной, но в ней было что-то твердое и решительное.
– Да, в каком-то смысле, да, – признался Ларк. Он привел в движение свой МедСтул, чтобы взять медальон в руки.
Все было таким странным. Когда он думал о ней, он чувствовал только боль. Он не мог вспомнить, что чувствовал к ней до того, как она умерла. С Рейной все было совсем иначе. Когда он ее видел, его сердце билось чаще, и он постоянно ловил себя на том, что время от времени задерживает дыхание.
– Мы с детства были вместе. Я считал ее частью семьи.
Медальон когда-то принадлежал родителям Хейл. Сначала ее семья сочла позором ее функциональное расстройство, а затем, когда поползли слухи о том, что она одна из Шипов, родители уничтожили все доказательства ее существования. Остался лишь медальон – его принес Ларку маленький дрон с сообщением «помни нас».
Ларк больше никогда не видел ее семью. Он даже не знал, выжил ли кто-то из них во время взрывов в Сером округе, не знал, где они были сейчас.
– Я очень скучаю по ней. – Он сжал металлический медальон в руках и почувствовал, как на его глаза наворачиваются слезы. Каждый раз, когда он смотрел на Хейл, ему казалось, что он теряет равновесие.
– Хочешь рассказать мне о ней? – Рейна положила руку на плечо Ларка.
– Какой в этом толк? Она умерла. – Он закрыл медальон и прижал его к сердцу.
– Фуфууу! – Дрон опять был обеспокоен ускоренным сердцебиением Ларка и летал над их головами, светясь красным. – Фуфуфуфууу!
– Исчезни, – крикнул Ларк. – Не сейчас.
Рейна с удивительной скоростью подскочила и схватила дрона за его выпуклый живот. Она засунула протестующего Фуфу в шкаф и закрыла дверцу.
– Спасибо, – прошептал Ларк, когда наконец повисла тишина.
На протяжении какого-то времени, за исключением жалобного «фуфууу» запертого в шкафу дрона, было слышно только их дыхание.
– Если ты расскажешь мне о ней, она будет жить, – наконец сказала Рейна, мягко сжав его плечо. – В наших сердцах.
Она стояла рядом с Ларком, когда он начал свой рассказ.
– Она была… очень упрямой. Прямо как я, – сообщил Ларк, смахивая слезы с глаз. – Она была амбициозной и увлеченной. Она была любящей и при этом могла постоять за себя. Ее не волновало, что гены моей семьи были хуже, чем гены ее семьи. Она хотела помочь мне и вступить со мной в связь, несмотря на то, что ее родители были бы этим недовольны. Но потом она заболела лунной болезнью. Я как кандидат в часовые предложил ей вступить в связь со мной… Она мне отказала.
– Почему?
– По той же причине, что и я до этого. Из-за своего упрямства. Мы были жутко упрямыми.
Кажется, боль была готова поглотить его целиком, и только рука Рейны удерживала его от того, чтобы с головой утонуть в своем горе.
– Что с ней случилось?
«С ней случился я».
Чувство вины и стыда схватило Ларка за горло, но он не осмелился рассказать об этом Рейне. Он не смог бы посмотреть ей в глаза, боясь, что она увидит в них все его злодеяния. Если бы она только знала, каким монстром он был, если бы знала, что он полностью заслужил всю ту боль, что испытывает сейчас, она бы никогда и не посмотрела в его сторону.
– Меня не было рядом, и я не смог защитить ее от них, – прошептал он.
– Мне очень жаль. – Рейна взяла его за руку, в которой лежал медальон.
– Хейл. Ее звали Хейл. – Он больше не мог удержать слез.
В Сером округе нельзя было плакать. Уж точно не перед чужими людьми. Потому что было слишком много причин для этого: загрязнение воздуха, функциональные нарушения, потеря рабочего места…
«Если мы будем плакать из-за всего, что кажется несправедливым или грустным, никто не будет работать», – говорили в Сером округе. А тот, кто не работает, ничего не стоит.
Но плакать перед Рейной было не стыдно, потому что в ее взгляде не было ни жалости, ни неловкости. Только понимание.
– Хейл. Я помню ее. – Она кивнула, продолжая держать его за руку.
– Спасибо. Я не хочу, чтобы она канула в Лету. Она этого не заслужила.
Ларк ухватился за медальон с голограммой, пока время пыталось вырвать Хейл из его рук. Оно было бурей, постоянно угрожающей его воспоминаниям. Но Ларк не позволит времени забрать у него Хейл. Она всегда будет в его сердце, и он будет ее защищать.
