Кэти покраснела, опустив глаза, чтобы не встретиться взглядом с Джонатаном. Как и все остальные девочки в городе, когда ей исполнилось четырнадцать, она пошла с мамой к миссис Джонсон, акушерке, и вышла от нее уже с диафрагмой и инструкцией по ее применению. Ей никогда не приходило в голову, что у них нет бесконечного запаса таких вещей.
– Я надеялся, что доктора найдут замену этому средству контрацепции до того, как кончатся запасы. Может быть, что-то растительного происхождения. Но теперь у нас нет ни докторов, ни химиков. У нас нет никого, кто мог бы сделать аборт. Задумайся об этом на секунду.
– Где же вы найдете докторов?
– За океаном.
Кэти затрясла головой, потому что все это казалось огромной ошибкой. Тир не должен покидать Город сейчас, когда вокруг все больше шепотков, ворчания и недовольства.
– А никто другой не может отправиться за океан? Почему именно вы?
Тир и Лили украдкой посмотрели друг на друга, а затем Тир ответил:
– Нет. Это должен быть я.
– Почему?
Тир глубоко вздохнул, а затем обратился к Джонатану и Лили.
– Оставьте нас одних ненадолго.
Они поднялись из-за стола и вышли в гостиную, прикрыв за собой дверь.
– Ты знаешь, что Переход – это просто преодоление океана, – пробормотал Тир. – Но на самом деле, все намного сложнее. Мне нужно быть на корабле.
Кэти ничего не поняла, но подумала, что это, по крайней мере, объясняет, почему в огромном иллюстрированном атласе в библиотеке ей так и не удалось найти новый мир, и их Город. Насколько она понимала, новый мир должен был находиться прямо посреди Атлантического океана, но там не было ничего, кроме нескольких крошечных островов. Никто из взрослых не хотел говорить об этом, и Кэти поняла, что была права: сведения о Переходе намеренно держали в тайне.
– Давным-давно, – продолжил Тир, – я совершил огромную ошибку, принял неверное решение. В то время я даже не понимал, насколько оно неправильно.
– Какое решение?
– Мы собрали всех медиков на одном корабле, – ответил Тир. Его бледность, которую еще раньше отметила Кэти, усилилась, и теперь его лицо в свете свечей казалось призрачным, почти неживым. – Я полагал, что все опасности ждут нас до Перехода, а не после. Но когда грянул шторм, я понял. Я понял. Но было поздно. Мы все видели, как Белый Корабль идет ко дну. Я не смог их спасти.
Кэти кивнула. Все знали трагическую историю Белого Корабля.
– И теперь весь Город страдает из-за моей ошибки.
– Мы вовсе не страдаем! – запротестовала Кэти. Всю ее жизнь миссис Джонсон лечила ее от всего, начиная от простуды, и заканчивая травмами, вполне справляясь со своей работой. Конечно, иногда люди умирали от болезни, но обычно это были старики. Население Города выросло вдвое со времени Прибытия.
– Мы страдаем, – повторил Тир, и Кэти показалось, что он ее вообще не слышал. Рука его сжала скатерть, сминая ее. – Я ошибся, и моя ошибка ударила по мне самому.
– В каком смысле? – спросила Кэти. Обычно ей и в голову не приходило потребовать ответа у Уильяма Тира, но сейчас он был похож на растерянного ребенка. Если бы перед ней сидел кто-то другой, она бы отвесила ему оплеуху, чтобы он пришел в себя.
– Лили беременна.
Кэти пораженно уставилась на него. Она всегда думала, что мама Джонатана молода, но ей, наверное, было не меньше сорока, а то и больше. Для ребенка поздновато, но не невозможно. Многие женщины в Городе прошли через это.
– Нисса говорит, срок три месяца, – продолжил Тир. – Сейчас она здорова, но роды будут непростыми и опасными. – Он сглотнул. – Она даже может не пережить их. Но у нее появится больше шансов, если рядом будет опытный акушер-гинеколог.
Келси сузила глаза. Городу не был нужен доктор; Лили нужен был доктор, и вот Уильям Тир – тот же самый Уильям Тир, который всегда говорил, что нужно ставить интересы общества превыше своих – собирался отправиться на его поиски, бросив Город на произвол судьбы.
«Вы эгоист, – подумала она, пристально глядя на него. – И знаете об этом? Лжете мне или себе?»
Тир не ответил, но, похоже, что-то прочитал в ее лице, и опустил взгляд.
– Я понимаю, о чем ты думаешь, – сказал он ей. – Думаешь, тут все дело во мне.
Кэти хотела согласиться, но не нашла в себе смелости зайти так далеко.
– Ты не понимаешь, Кэти. Белый Корабль не покидал моих мыслей почти двадцать лет. Ты молода, но, думаю, достаточно умна, чтобы понимать, что некоторые ошибки необходимо исправлять.
Кэти не понимала, но, как ни странно, в этот момент гнев ее утих. Непросто было видеть, как идол зашатался на пьедестале, но уроки Тира не прошли даром, и Кэти понимала, что у нее нет права судить о чужой боли. Этому Кэти научилась задолго до того, как начала посещать его уроки.
«Он не должен быть идеальным, – внезапно поняла она. – Идеальна его мечта, а мечта намного больше человека».
– Не уезжайте, – взмолилась она в последний раз. – Не сейчас, когда Город так слаб.
– Я должен.
– Верующие… они ведут себя все хуже…
– Знаю.
– Почему же тогда вы их не остановите? – вырвалось у нее. – Почему не прекратите это все?
– Тогда я стану диктатором, Кэти. Все, что я могу, это попытаться отговорить их.
Кэти в ярости смолкла. Ее первой мыслью было, что Городу нужен диктатор, нужен кто-то, кто придет и разберется со злом… но в ней опять слышался голос Роу. Она проглотила эти слова и уставилась на свои колени.
– Когда вы уезжаете?
– В следующем месяце, – ответил Тир. – Как только соберем урожай.
– Один?
– Нет. Мэделин отправляется со мной. Я оставляю твою мать за главную.
– Тогда позвольте поехать с вами.
– Нет. Ты должна остаться здесь. Останься и защити Джонатана.
Кэти нахмурилась. Ей не нравилось, что Джонатану угрожает опасность, но идея о том, что несколько людей охраняют одного или двух, казалось, идет в разрез с самой сутью Города.
– Ты отберешь себе людей, – говорил ей Тир. – Кого-угодно из нашей группы. Человек пять или шесть, не больше; иначе работать будет тяжело.
– Когда нам приступать?
– Когда я уеду.
– А что с теми, кто не пройдет отбор? Как мы сохраним все в тайне?
Тир собрался было ответить, но его перебил Джонатан; он стоял в дверях:
– Слишком поздно. Все когда-нибудь узнают. Вооруженную охрану не спрячешь.
– Почему я? – спросила она, глядя на них обоих. – Я – самая маленькая из всех. Лир умнее. Вирджиния крепче. Гэвин лучше обращается с ножом. Почему я?
