– Я сама этим не страдаю… «Я убила собственного отца»… но читала о таком. Пожалуйста, продолжай.
– Когда об этом узнал Булава, он был просто в ярости, хотя и не имел на это права, ведь к тому моменту между нами давно все было кончено. Иногда мне кажется, что она забрал тебя, просто чтобы отомстить мне…
– Лазарь забрал меня?
– Они с Кэрроллом. У меня за спиной! – Элисса слегка надула губы. – Я бы ни за что не отдала тебя.
Келси откинулась на спинку кресла, позволив памяти милосердно отодвинуть Мерна на задний план. Наконец-то она получила ответ на вопрос, терзавший ее с того самого дня на лужайке перед Цитаделью: почему такая эгоистка, какой была ее мать, пыталась спасти своего ребенка, отдав на воспитание? Келси перебрала все возможные причины, но пропустила самый простой ответ: ее мать не отдавала ее. Это решение за нее приняли другие. Но почему?
– Первое время я очень по тебе скучала. – Голос Элиссы был задумчивым, словно она рассказывала о том, что произошло не с ней. – Ты была милой малышкой, и ох – как же ты мне улыбалась! Но оказалось, что это было отличным решением. Иначе пришлось бы искать двойника и для тебя тоже!
Она хихикнула, и, услышав этот звук, Келси не выдержала. Она вскочила с кресла, опрокинув его на пол, схватила улыбающуюся женщину за плечи и начала трясти. Но этого было мало. Ей хотелось ударить мать, потребовать, чтобы она признала свои ошибки, попыталась как-то загладить свою вину.
– Госпожа, – пробормотал Булава, и Келси замерла. Он прокрался в комнату, и теперь стоял в нескольких футах от них, протянув руки в попытке остановить ее.
– Что, Лазарь? – Ее собственные руки были всего в нескольких дюймах от горла матери, и она хотела, о, как она хотела… Ее мать вовсе не была исконным злом, не больше, чем Арлен Торн, тюремщик или даже молодой Роу Финн. Но все равно, она ужасно хотела…
– Не делайте этого, госпожа.
– Ты бы не смог меня остановить.
– Может и так, но я бы попытался. А она… – Булава сделал глубокий вдох. – Она того не стоит.
Келси опустила взгляд на мать, сжавшуюся в своем кресле и уставившуюся на нее круглыми, удивленными глазами. Больше, чем удивленными – растерянными, словно она не могла понять, что же все-таки сделала не так. Келси гадала, делала ли она такое же лицо, когда начались покушения, а под ее окнами каждый месяц загоняли в клетки рабов. Наверное, так же недоумевала, почему весь мир не клянется ей в вечной любви…
– Не делайте этого, госпожа, – повторил Булава с мольбой, и Келси, наконец, поняла, что он прав, хоть и не потому, о чем он говорил. Что бы Келси сейчас не сделала, ей все равно не получить того, что она хочет. Она жаждала мести, но той, на которую она хотела излить всю свою ярость, была вовсе не эта женщина. Эта женщина-ребенок не могла осознать всех масштабов последствий, вызванных ее ошибками. Не будет никаких объяснений, никакого признания ответственности. Не будет очищения.
«Мне некого больше ненавидеть».
В книгах эта мысль несла бы с собой свободу, исцеление для израненной души Келси. Но в жизни от нее Келси стало так одиноко, как никогда прежде. Ее руки опустились, и она отступила назад.
– Ну вот, все улажено, – заявила Элисса, и лицо ее просветлело. – Теперь-то мы покончили с прошлым?
– Покончили, – подтвердила Келси, хотя ее голос показался излишне мрачным даже ей самой. Они никогда не покончат с прошлым, но ее матери этого было не понять. Элисса поднялась со своего кресла, распахнув объятия, и Келси с ужасом поняла, что та собирается обнять ее. Она отшатнулась, споткнувшись о выступающий камень в полу.
– Что с тобой? – спросила мать, и в голосе ее снова слышалась растерянность и, хуже того, легкая обида. – Между нами больше нет секретов. Теперь мы можем узнать друг друга получше.
– Нет.
– Что? Почему нет? – Элисса уставилась на нее, снова слегка надув губы. – Ты – моя дочь. Я, конечно, не была идеальной матерью, но ты теперь взрослая. И мы можем забыть прошлое.
– Нет, не можем. – Келси замолчала, подбирая слова очень тщательно, ведь она не собиралась разговаривать с этой женщиной вновь. – Ты эгоистка, недалекая и безответственная. Тебе не следовало доверять судьбы стольких людей. Я уверена, что я лучше тебя, потому что меня растили Барти с Карлин, а не ты. Я не хочу иметь с тобой ничего общего.
Мать в удивлении раскрыла рот. Затем попыталась возражать, но Келси отошла. Элисса пошла было следом, но Булава загородил ей путь.
– Где ваша дверь? – спросил он настойчиво.
– Какая дверь?
– Ваша дверь, – терпеливо повторил Булава. – Через которую вы сюда попали.
– Она здесь. – Элисса постучала по стене, и кусок стены отъехал, открывая темный прямоугольник прохода. Очередной потайной ход; неужели они есть в каждом доме этого королевства?
– Ступайте.
– Но она не понимает! Она…
– Королева все сказала.
Рот Элиссы возмущенно округлился.
– Но это я – Королева!
– Нет. Вы обменяли корону на безопасность, давным-давно.
– Но…
– Вы уйдете сами? Или мне вас проводить?
– Ты же был моим лучшим стражем, Булава! – В голосе матери слышны были близкие слезы. – И что случилось?
Челюсть Булавы закаменела. Не произнося больше ни слова, он выпроводил ее из комнаты и захлопнул дверь за ее спиной. Некоторое время с той стороны по ней колотили кулаками, а затем все стихло.
– Стража знает? – спросила Келси у Булавы. – Все остальные?
– Только Кэрролл. Он всегда давал мне поручения, за которые другие бы не взялись. Думаю, за этим он меня и принял.
– Она могла в любой момент вернуться, – сказала Келси. – Просто спуститься вниз и показаться всей Страже.
– Не могла.
– Почему?
– Потому что в этом случае я обещал ее убить.
– И ты бы это сделал?
– Я не знаю.
Келси села на кровать. Ей хотелось лечь, провалиться в сон и забыть обо всем этом. Но она чувствовала, что если они с Булавой не поговорят сейчас, другой возможности никогда не представится. Келси растеряет всю свою решимость, они снова вернутся к легкому, хоть порой и язвительному, дружеском общению, и ни один из них не захочет мутить воду в этом спокойном пруду.
– Я убила собственного отца, – заявила она Булаве. – Пусть я тогда этого не знала, но все равно, убила.
– Да, госпожа.
– Почему ты мне не сказал?
– Если бы вы не избавили Мерна от страданий, госпожа, это сделали бы мы. Это было правильно. Он был сломлен, и в тот момент казалось невероятным, что вы когда-нибудь узнаете, кто он. Никто из нас точно не рассказал бы вам этого, особенно после такого.
