– У старьёвщика Лама.
– Как тебе удалось пробраться мимо него и решётки?
– Я купил пистолет. За деньги.
Я прищуриваюсь. Всех денег, которые я прячу в оранжевом конверте на груди, не хватит, чтобы купить пистолет. Откуда Дэй берёт деньги?
Парень понимает, что я ему не верю:
– Я давно уже занимаюсь нарко-забегами, Цзин. Много лет копил деньги.
Но что-то в его словах не так. Что-то не сходится. Пистолет, хорошая еда. Одежда без дыр. У Дэя не может быть столько денег, если он просто подрабатывает нарко-посыльным. Если он говорит правду.
Вопросы вертятся на языке, готовые впиться в ложь Дэя. Разорвать её, разоблачить. Вытравить правду из этих раскосых лисьих глаз. Я открываю рот…
И молчу. Вопросы остаются на языке. Я думаю о пистолете за поясом джинсов Дэя. О пистолете, из которого он выстрелил, чтобы спасти меня. Тыквенная каша, ещё тёплая, приятной тяжестью лежит в животе. Напоминанием, что я уже несколько дней не голодаю.
Возможно, Дэй не рассказывает всю правда. Но он даёт мне все причины себе доверять.
Делаю глубокий вдох. Повязки туго врезаются в растущую грудь. Девичий признак, который приходится скрывать.
В Городе-крепости у всех есть секреты. Да, мне хочется знать правду, но найти сестру хочется больше. Нельзя рисковать единственным способом попасть в бордель Лонгвея. Не так.
Я шумно выдыхаю. Дыхание превращается в пар, облачком повисает между нами.
– Ты всё это время носил с собой пистолет?
– Не хотел, чтобы люди об этом знали. Но, кажется, теперь всё пошло прахом. – Дэй вздыхает и запускает руку в волосы. Они такие чёрные, что отливают синевой. Руки его до сих пор дрожат. – Ни разу ещё из него не стрелял.
– Полагаю, я могу считать себя особенным, – бормочу я, пиная одинокий кусок брезента. Он плюхается на землю, как умирающая рыба.
Парень смеряет меня странным взглядом. Синий лоскут брезента облизывает носок его ботинка. Дэй пинает его обратно ко мне.
– А они постарались на славу, ничего не оставили, да? Тебе лучше пойти ко мне.
– Нет, – автоматически отзываюсь я.
С той самой ночи, когда Мэй Йи сорвали с нашей бамбуковой циновки и увезли, я спала одна. Слишком многое может случиться, пока ты спишь. Пока ты мёртв для этого мира.
– Не глупи, Цзин, – качает головой Дэй. – Ты же заметил, как Куэн на тебя смотрит – он ещё будет искать тебя.
Дэй прав. Такие бандиты, как Куэн, поступают именно так. Он не забрал у меня брезент, не стал снова использовать. Куэн уничтожил его. Отнял кусочек необходимого для выживания щита. А теперь ещё я смогла уйти из его лап и изуродовала «прекрасное» личико…
Чма протискивается у меня между ногами. Его пушистый хвост дёргается вперёд-назад, как стрелки на фальшивых дорогих наручных часах, которые продают уличные торговцы.
– У нас с Лонгвеем неплохо идут дела, – продолжает Дэй. – Меня совсем не порадует, если тебя покрошат на кусочки где-нибудь в подворотне.
– Я сам могу о себе позаботиться. – Я наклоняюсь и подхватываю на руки кота. Порезанная рука пульсирует, касаясь меха Чма. У меня даже простыни нет, чтобы перевязать рану.
– Упрямый, да? – Он не издевается, просто констатирует факт. – И что предлагаешь сказать Лонгвею, когда мы в следующий раз встретимся? Что мальчишку зарезали, потому что он был слишком горд и не желал спать в безопасном месте?
Он прав. Я слишком гордая. Слишком гордая, слишком уставшая и замёрзшая. Я не смогу спастись в одиночку. Не в этот раз. Мне придётся пойти в убежище Дэя. Если хочу пережить эту ночь, придётся довериться ему. Позволить защитить меня.
Я испускаю очередной вздох, превратившийся в пар.
– Ладно. Я пойду с тобой.
Крепче прижимаю кота к груди. Когда я обнимаю его, то не так дрожу. Кажется, Чма это понимает, потому что даже не пытается вырваться из рук. Он неподвижно лежит на плече, пока я иду следом за Дэем в неведомый уголок города.
ДЭЙ
Пистолет у меня за поясом весит целую тонну. Руки в карманах трясутся, словно напуганный сиреной щенок. Дрожат и горят от мощи горячего металла.
Я ношу с собой пистолет уже два года, но сегодня впервые нажал на курок. Выстрелил впервые после той ночи, которая изменила всё. Но у меня не было выбора. Я должен был достать пистолет. Сделать выстрел, который взорвал воздух и в один момент оголил все мои нервы.
Мои эмоции напоминают сейчас кучу переваренной рисовой лапши. Также растекаются повсюду. Ни в какую не желают собираться воедино. Именно их я виню в сиюминутном решении привести Цзина к себе.
Конечно, если бы я следовал своим старым правилам, то не сунулся бы и спасать его. Прошёл бы мимо, опустив голову. Позволил бы природе взять своё, как случилось, когда Куэн избивал Ли.
Но как Цзин сам заметил, он особенный. Он нужен мне.
Все вопросы читаются на лице пацана, когда мы подходим к воротам. Конечно же, он считал, что я тоже бродяжка, неплохо выживающий благодаря наркосделкам и чистой удаче. Прекрасная маска, которую я разбиваю на кусочки, доставая запачканные маслом ключи из кармана.
Ворота в дом, где я живу, абсолютно идентичны подавляющей части других ворот в городе. Решётчатые, примостившиеся между ресторанчиком с морепродуктами, набитым дымящими посетителями, и тускло освещённой лавочкой лапшичника. Сначала я отпираю ворота, потом дверь за ними.
– Это… это твой дом? – Мальчишка моргает.
Дом. От этого слова на меня накатывает боль. Толкаю дверь, и она со скрипом распахивается. Лестничная площадка за ней никогда ещё не казалась мне такой уродливой. Стены влажные, крошащиеся, словно песочный замок, который держится на последнем издыхании. Несколько лет назад кто-то решил выкрасить их в зелёный, но краска облупилась, сохранились только жалкие заплатки. Даже они гниют и слазят, будто змея сбрасывает отмершую кожу.
Нет, не дом. И домом никогда не станет.
– Я просто остановился здесь ненадолго, – отвечаю, поднимаясь по крутой узкой лестнице.
Цзин молчаливо идёт следом, но я чувствую, что он хочет спросить. Комната, пистолет, деньги на одежду… всё это не укладывается в голове. Впрочем, и не должно; моё уравнение не из лёгких.
Возможно, привести его сюда было ошибкой. Цэнг мне за это голову бы оторвал. Это «утечка», «компромат», – сказал бы он. Но Цэнг – тот ещё говнюк, а я не готов был оставить мальчишку одного в том переулке. Не в такую ночь, когда стая волчат Куэна кружит по-соседству, выжидая, когда уйдёт охотник с пистолетом.
Правила меняются.
Мы поднимаемся на тринадцать этажей и останавливаемся у следующей двери. Я отпираю её и пропускаю вперёд пацана. Пытаюсь увидеть своё логово глазами Цзина. Одинокая комната, покрытая крошечной желтеющей плиткой и той же облезшей зелёной краской. Никакого убранства, ни мебели, ни еды. То, что здесь вообще кто-то живёт, доказывает куча самых необходимых вещей, сваленная в углу, и угольные отметки на дальней стене.
