Наверное, Куэн ждал, что я остановлюсь или развернусь. Он не готов к удару, когда наши тела сталкиваются. Мой вес сбивает его с ног. Утягивает нас обоих на землю. И хоть я в запале, я тоже совсем не готова. Зла и импульсивна. Борюсь, колочу его кулаками. Но мои костяшки ни в какое сравнение не идут с ножом Куэна.
И как большинство парней, он сильнее.
Куэн рычит и перекатывается на бок. Я слетаю с его груди. Правое плечо больно ударяется о бетон. Где-то посреди этого хаоса я слышу крики Чма. Он ещё жив. Жив, но бьётся в агонии.
Теперь Куэн сверху – гора мускул и расцвеченной синяками плоти. Краем глаза я замечаю блестящее лезвие его ножа. Запятнанное алой кровью Чма. Оно опускается, взрезая воздух между нами. Прямо к моему горлу.
Многие годы безумных побоев отца научили меня правильно уворачиваться. Избегать большей части ударов. Я изгибаюсь. Металл проводит по шее тонкую огнненную линию, боль кипятком растекается по коже. Мой левый кулак взлетает в воздух. Устремляется к сломанному, опухшему носу парня.
Куэн визжит, скатываясь с меня. Кидаюсь как можно дальше, ковыляю в конец улицы.
Появляются другие мальчишки. Я ожидала, что они тоже будут злиться и издеваться, но в них нет той ярости, что кипит в Куэне. Взгляд мечется среди них, пытаясь отыскать Бона. Но его нигде нет. Остальные ребята взволнованы, почти испуганы. Они смотрят, как главарь подскакивает на ноги, кидается ко мне со звериным рыком.
Порез на шее пульсирует болью. Освобождает голову от тумана злости. Я бросаюсь в сторону, где-то между прыжками и болезненными проклятиями нахожу Чма. Кот свернулся в клубок у кучи мусора. Его прекрасный мягкий мех пропитался кровью. Сначала рану не видать, но потом он двигается, и я замечаю…
Длинного пушистого хвоста больше нет. На его месте кровавый обрубок.
Первая мысль: он жив. Первая реакция: достать нож.
Второй раз увернуться от Куэна не получится. Он поборол свою дикую ярость, сфокусировал боль. Руки его широко раскинуты – не проскользнуть. А за моей спиной толпа его приспешников. Все пути перекрыты.
Икры мои напряжены, пружинят на месте. Моё тело – пёрышко, лёгкое и летящее. Время словно замедляется. Я вижу каждую деталь на этой грязной улице. Скол на переднем зубе Куэна. Смесь из размокших окурков, шприцов и битых бутылок. Тараканов, шныряющих по заплесневевшим стенам. Чма, раскинувшийся на земле, словно брошенный шарф, с глазами горящими золотом от боли.
А потом всё это исчезает. Размывается от моего рывка. Я врезаюсь Куэну в грудь, она бугристая от мышц, жёсткая, как доска. Парень покачивается и отступает на шаг. Цепляется за что-то лодыжкой, и падает на землю.
Падение сопровождается острой болью: от стекла, гвоздей, твёрдого бетона. Мой нож рассекает пространство, пытаясь добраться хоть до чего-нибудь. Лезвие Куэна тоже сверкает. Взрезает воздух в песне смерти.
Бок вспыхивает обжигающим жаром, огнём. Слишком сильным, чтобы вытерпеть его молча. И я кричу, кричу, кричу…
Всё кончено. На какое-то мгновение это становится единственной моей мыслью. Нож Куэна глубоко вонзается в бок, рассекая сухожилия и кости, прокладывая для крови новый путь. Боль просто ужасна. Она повсюду. Я жду, когда же она исчезнет. Желаю только одного: чтобы соперник вытащил лезвие из моей плоти и ударил вновь. Покончил с этим.
Но новая боль не приходит. Старая рана остаётся на месте: соцветие огня и боли прямо под рукой. Зрение мерцает: размыто, чётко, размыто. Если б я могла сложить крик в слова, то стала бы умолять. Почему, почему он не вытащил из меня нож?
Поднимаю взгляд и вижу причину.
Куэн лежит рядом. Ярко-красный рот, широко распахнутые глаза. Такие остекленевшие, такие неподвижные. Мой нож вошёл глубоко ему в грудь. Виднеется только рукоять.
Взгляд опять затуманивается. Цвета сливаются. Красный, серый, чёрный. Они кружатся. Кружатся и кружатся, пока не остаются только тени. Чернота затягивает всё вокруг. А потом всё исчезает. Даже боль…
ДЭЙ
Я иду, засунув руки в карманы. Прочь от окна, прочь от неё. Зубы ещё стучат от долгого пребывания на крыше, когда я сидел, поглощал влагу и холод и ждал падения, которого так и не произошло.
Пусть теперь я твёрдо стою на земле, но всё равно ощущаю, что сижу на краю. Или скорее, что меня столкнули. Глаза девушки были прикованы ко мне так же крепко, как пальцы Цзина сжимали толстовку. Так же молили о правде.
Не знаю, сколько ещё смогу лгать им. Правда настигает меня. Особенно когда я стою у окна – говорю о доме, о мечтах и желаниях.
– Дэй!
Так значит, не послышалось? Пока я торчал у окна, кто-то действительно искал меня, выкрикивая единственный каркающий слог.
– Дэй! Дэй!
Голос принадлежит мальчишке, жмущемуся у пустой тележки. Мне хватает пары секунд, чтобы узнать его по-птичьи вытянутое лицо. Один из самых маленьких бродяжек, прихлебала Куэна. Бон… Мальчишка, которого Цзин едва не пырнул ножом.
– Да?
Ребёнок выглядит испуганным. Когда я подхожу ближе, он пятится, сутуля плечи.
– Твой друг, Цзин. Он в беде.
Внезапно холод отступает. Кожа вспыхивает под промокшим флисом толстовки. Рука неосознанно скользит к холодному свинцу пистолета.
– Что?
– Куэн… он прибьёт меня, если узнает, что это я рассказал, – взволнованно выплёвывает мальчишка. Его худющее, как у скелета, лицо покрывается разноцветными пятнами. Следующие слова он выдавливает с трудом: – Но мне… мне нравится Цзин. Я не хочу, чтобы он умирал.
То, как мальчишка произносит эти слова, заставляет меня осознать, насколько он мал. Ему стоит быть в средней школе. Складывать в столбик и писать иероглифы. Пинать мячик с друзьями в обеденный перерыв.
Только взглянув на мальчишку, я понимаю, что он слишком мал. Слишком хорош. Он ещё не выучил правила выживания на улицах: не поднимай головы, смерть других – не твоя проблема. Плевать, как сильно они тебе нравятся.
И сейчас я этому несказанно рад.
– Они ждали, что он спустится с крыши, когда я побежал тебя искать, – продолжает Бон. – Куэн зол. Адски зол.
Вот чёрт…
– Где? – Мне не нужно ничего рассказывать. Я видел, что этот бродяга сделал с Ли. – Веди меня туда. Быстрей.
Бон исчезает в крошечном переходе, через который я едва протискиваюсь. Пот смешивается с каплями дождя, течёт по лицу, пока я мчусь следом за мальчишкой. Он вихляет по улицам быстрее крысы и наконец останавливается у входа в небольшой тупик. Глаза Бона подобны огромным чёрным пуговицам, когда он безмолвно показывает рукой в сторону закутка.
Я ступаю за угол, держа пистолет наготове. Вижу взволнованную кучку голов, слышу озадаченные голоса прихлебал Куэна, собравшихся вокруг чего-то, и в груди возникает мерзкое, сосущее чувство, что я опоздал.
