Здесь нет места мечтам. Нет места риску.
А там, снаружи, нет места мне. Совсем. Как я сказала парню: домой я отправиться не могу, даже ради того, чтобы увидеть сестру. Там ждёт отец с вечной жаждой, зудящими кулаками и пустым кошельком. Он опять продаст меня, а мама опять будет стоят и смотреть на это глазами полными слёз.
И я даже не представляю, где находится море. Или что буду делать, когда, наконец, доберусь до него.
Да, при виде посла сердце не поёт, зато мне знакома каждая веснушка на его теле. Я знаю, что его любимое блюдо – соте из угря с грибами и побегами бамбука. Знаю, что он всегда икает ровно по три раза. Что он младший сын в семье фабричных рабочих. И что его предложение ещё в силе.
А парень даже не назвал своего имени.
Я зарываюсь головой в подушку, но продолжаю слышать крики Синь. Они прорываются сквозь дверь, металлом бьются в барабанные перепонки. Преследуют меня иглами, последствиями неудачных грёз. Тем, чего действительно может стоит неизведанное.
Возможно, я действительно истинная дочь своей матери.
ЦЗИН ЛИНЬ
Сперва кажется, что я умерла. Открываю глаза. Тело моё обнимает белая ткань. Чистая и хрустящая, как погребальный саван.
Такой красивой комнаты я никогда ещё не видела. Пол и потолок обиты блестящим тёмным деревом. Электрические фонарики из рисовой бумаги отбрасывают ореолы мягкого света на изящную мебель. Здесь даже стены – настоящее произведение искусства, расписаны журавлями и низкорослыми елями.
Но только когда пытаюсь пошевелиться, я понимаю, что жива. Боль никуда не делась. Она здесь, белая и горячая. У самой лопатки. Шея тоже пульсирует – напоминает, что нож Куэна добрался и туда. Что-то тянет руку, и я понимаю, что в кожу воткнута игла. Чистая трубка змеится от моей руки, тянется наверх, к красному пакету. Кровь.
Откидываю голову на подушку, смотрю на балки. Я не в Городе-крепости, это можно утверждать наверняка. Там не существует настолько красивых мест. Но как я попала сюда? Почему я вообще ещё жива?
– Хорошо, что ты очнулась. – Мои размышления прерывает мужской голос. Сильный, как звук гонга.
Я узнаю его мгновенно. Он стоит в дверях, расправив плечи, как и в тот раз. На его голове нет капюшона, но я знаю, что это тот самый мужчина, с которым Дэй встречался на краю Внешнего города. Который принёс деньги.
– Как ты? – Мужчина стоит у двери, сложив руки за спиной. Чтобы лучше рассмотреть его лицо, приходится щуриться – я давно отвыкла от такого яркого света.
– Сбита с толку.
Я продолжаю присматриваться к мужчине. Он не низкий, плотный и уродливый, как Лонгвей. Да, у него есть морщинки, но лицо остаётся резким и хитрым. Как у лиса, наблюдающего за курятником.
Дэй очень похож на отца.
– Сейчас позову медсестру. – Мужчина собирается уходить.
– Нет… постойте! – выкрикиваю я, но мгновенно жалею об этом, когда боль вспыхивает с новой силой. – Дэй здесь?
Имя воздействует на мужчину. Меняет его. В нём нет больше той резкости – вот разница между охотником и жертвой. Он выходит за дверь, стремясь скрыть это.
Я молча жду, гадая, вернётся ли мужчина. Сгибаю руку и смотрю на красный пакет. Густая кровь выглядит странно, в пакете, так далеко от тел и боли. Она чем-то похожа на соус, который госпожа Пак кладёт в курицу.
Я не сразу узнаю Дэя, вошедшего в комнату. Он одет, как богач: белая рубашка, выглаженные брюки, зачёсанные волосы, не падающие на лицо. Словно место его в одном из тех гигантских небоскрёбов из металла и стекла. Не хватает только портфеля.
Но потом он запихивает руки в карманы, и я вспоминаю настоящего Дэя. Парня, который сидит, свесив ноги с края крыши, дразня смертельные высоты и далёкий бетон. Парня, который часами ждёт, когда я вернусь со сделки, под прицелом ножа Лонгвея. Парня из шрамов и секретов.
Дэй подходит к краю моей кровати, и я уже знаю, что он скажет. Вижу по глазам, по настороженному взгляду.
– Ты девчонка.
– А ты богач, – отвечаю я хрипло и коротко. Поверить не могу, он столько всего скрывал от меня, а теперь сам же злится?
Дэй пожимает плечами, по-прежнему глубоко пряча кулаки в карманах. Я замечаю, что подмышкой он держит какой-то предмет. Нечто длинное и плоское, того же цвета, что мои ботинки. Рассмотреть не удаётся, потому что Дэй отворачивается. Не смотрит на меня, на переплетение трубок вокруг кровати. Он осматривает комнату. Мебель, которой самое место в музее.
– Я не сам это выбрал.
– Как и я. – Чувствую, что начинаю хмуриться. – Сожалею, что разочаровала тебя.
– Я… – Он облизывает губы, ищет подходящие слова. – На самом деле я впечатлён. Такое нелегко держать в тайне.
Я не знаю, что ответить, поэтому просто прикрываю глаза. Бок пульсирует болью.
– Зачем ты это скрывала?
Приоткрываю один глаз и вижу чётко очерченное лицо Дэя. Губы его поджаты, значит, вопрос задан серьёзно.
Говорить больно, но я отвечаю:
– Ты видел, что в Городе-крепости случается с девушками.
– Нет же… зачем ты скрывала это от меня?
– Полагаю, по той же причине, по которой ты умолчал обо всём этом. У нас обоих есть секреты. Были, – исправляю я. – К тому же разве правда что-нибудь изменила бы?
Он крепче стискивает губы и коротко пожимает плечами.
– Зачем тогда ты требовала деньги, чтобы снять у Лонгвея девочку? Зачем они нужны тебе на самом деле?
Вопросы Дэя быстры, как пули. От них становится не по себе. Я не хочу единственная выкладывать все карты на стол. И не должна. Особенно сейчас, когда ложь Дэя ощущается повсюду.
– Я расскажу, если ты тоже ответишь на пару вопросов. – Вспышка боли пронзает бок, и я стискиваю зубы. Жду, когда она отпустит. – Где мы? Кто ты?
Я жду, что он увильнёт от вопросов, как обычно. Но вместо этого Дэй подтаскивает к кровати деревянный стул с высокой спинкой. Он кладёт зажатый подмышкой предмет на пол, и на секунду я замечаю, что это. Книга.
– Это долгая история. – Он усаживается на лакированный стул, неудобный даже на вид.
– Отлично. Я здесь, кажется, надолго. – Приподнимаю руку с воткнутой в вену иглой и помахиваю ей. Красная трубка извивается в ответ на движение. – Хочешь получить ответы, заработай их.
Дэй тяжело вздыхает. И вздох этот полон лет молчания. Тайны, которую он хранил долгое-долгое время. Тайны, которую он готов раскрыть.
– Я вырос здесь, в этом доме… Тринадцать лет я не знал иной жизни. Репетиторы. Мерседесы. Частные школы. Поездки за границу. Но я был совсем мальчишкой и не понимал, как мне повезло.
Не могу даже попытаться представить жизнь, которую он описывает. Мир, который я пятнаю, просто лёжа в этой комнате. Но гораздо трудней понять, как Дэй потерял его. Почему он больше не живёт здесь? Что случилось с репетиторами и дорогими машинами?
