Я пытаюсь осознать сказанное. Исчезнет Город-крепость. Исчезнет Лонгвей. И шансы найти Мэй Йи.
– Но… как же Братство? Это город Лонгвея… он не сдастся без битвы.
– Постановление держат в строжайшем секрете. О нём известно лишь избранным чиновникам, так что до Лонгвея эти сведения не добрались. Его хотят застать врасплох. Но даже если безопасники схватят Лонгвея и всех членов Братства, чтобы арестовать их, нужны доказательства. Пока что неизвестно даже кого нужно арестовывать. Братство очень трепетно относится к разглашению списка своих людей.
– Но как ты узнал об этом постановлении? – спрашиваю я.
– Для службы безопасности не секрет, что я скрываюсь в Хак Наме. Они знают, что захват, который произойдёт после нового года, поставит меня в трудное положение. Но также им известно, что у меня в Городе-крепости есть связи. Они связались со мной несколько недель назад и предложили сделку: полная амнистия в обмен на доказательства.
– Какие?
– Лонгвей старомоден, он хранит записи на бумаге. Имена. Банковские счета. Детали сделок. Он всё записывает в книгу. В свой гроссбух. Он станет главной уликой безопасников против Братства, которую можно будет использовать, чтобы навсегда засадить бандитов за решётку. Лонгвея с людьми уже несколько раз арестовывали, когда они выбирались за пределы Хак Нама, но их не удавалось надолго задержать. Свидетели каждый раз сливались; слишком боялись давать показания. Боялись того, что Лонгвей сделает с ними и их семьями, если Лонгвея не получится отправить в тюрьму.
Боялись. Да, его стоит бояться. Я могу думать только о блестящем изогнутом шраме наркобарона и о том, как подрагивал дракон на его рукаве, когда мужчина смеялся над раненым стариком.
– Почему за этой книгой просто не отправят полицию?
– Нельзя. Пока не время. Сейчас совет не вправе вмешиваться в дела Хак Нама. Если за гроссбухом отправят копа под прикрытием, доказательства будут признаны незаконными. Бесполезными в суде. А ждать, пока власть в Сенг Нгои сменится, совет боится. Лонгвей может заметить изменения и уничтожить книгу.
Дэй смотрит на меня:
– Я – их лазейка. Если гроссбух безопасникам принесу я, он будет считаться законным доказательством. И тогда Братство не сможет отвертеться. До нового года я должен украсть гроссбух и передать его службе безопасности.
Украсть гроссбух наркобарона? От одной мысли об этом моё измученное болью тело охватывает страх. Неудивительно, что в обмен они предложили освободить Дэя. Задача просто невыполнимая.
– А если ты не справишься?
– Лонгвей с приспешниками будут гулять на свободе. А я гнить в тюрьме. – Он кусает губы и стучит ногой по полу, как тогда, в борделе. – Или хуже.
– Значит, поэтому ты соглашаешься сидеть, пока я бегаю на сделки? Ищешь способ попасть в бордель, потому что там он держит эту книгу… – Я замолкаю.
Дэй кивает.
– Прости, что не был с тобой честен. Я думал… я думал, что сумею справиться в одиночку. Безопасники заставили поклясться, что я никому не расскажу о своём задании. Если кто-нибудь услышит, если Лонгвей прознает про рейд, всё пропало.
Мне следовало бы разозлиться. Рвать и метать. Дэй подвергал меня ещё большей опасности, чем я думала. Попасться с наркотиками – ничто по сравнению с этим. Но ярость не приходит. Я понимаю: будь я на месте Дэя, поступила бы точно так же. Пожалуй, в каком-то смысле, так я и сделала. Позволила ему жертвовать жизнью ради призрачного шанса найти сестру.
– Сколько осталось до нового года?
Должно быть, недолго; холода пришли уже давно. Каждый год в это время Внешний город облачается в красный и зажигает огни в небе. На улицах танцуют бумажные драконы. Счастливые дети – не бродяжки – бегают в новых ботинках и размахивают ярко-красными конвертами с деньгами. Бросают на землю хлопушки, чтобы отпугнуть Ниана – похитителя детей.
– Девять дней, – он выплёвывает число, как горячий уголь.
– Те линии на стене твоей комнаты… – понимаю я. – Но ты… ты же сейчас не в Городе-крепости.
– Нет.
Одно слово – и столько риска. Его свобода. Его жизнь в обмен на мою. Странная, тёплая мысль. Всю жизнь только я была защитницей – той, кто спасет других. Я делала это одна.
– Сомневаюсь, что безопасники решатся меня сейчас арестовать, – объясняет он, замечая моё беспокойство. – Им слишком нужен гроссбух.
– Но всё же ты рискуешь.
Дэй пожимает плечами. В строгой рубашке движение выглядит забавно. Скованно. Неловко.
– Я… я не мог позволить тебе умереть…
– Нет, мог. – Перевожу взгляд на пакет с кровью. Содержимое его уменьшилось, наверху пенятся ярко-красные пузырьки. В меня вливается жизнь. – Любой другой просто прошёл бы мимо. Но не ты. Ты спас меня.
Этот выражение лица. Словно я не сказала правду, а ткнула его ножом.
– Спасибо, – добавляю я.
С минуту Дэй смакует мою благодарность. Пробует на вкус. Чем дольше, тем менее ранимым становится его выражение.
– Пожалуйста, – наконец, отвечает он и переводит тему: – Твоя очередь. Я всё рассказал. Теперь ты.
Внезапно я ощущаю дикую усталость, тяжесть. Словно история Дэя камнем легла на грудь. Тянет. Давит.
– Это не самая долгая история, – начинаю я.
Но потом начинаю говорить и рассказываю ему всё. О рисовой ферме и тяжёлых кулаках отца. О сестре и той ночи, когда приехали Жнецы. В словах я вновь переживаю каждое мгновение: запрыгиваю на велосипед и мчусь за фургоном; обрезаю волосы, чтобы стать мальчишкой; ищу, ищу, бесконечно ищу сестру. Борюсь не на жизнь, а на смерть. В одиночку.
История оказывается дольше, чем я предполагала. К концу её даже Дэй кажется уставшим.
– Думаешь, твоя сестра в борделе Лонгвея?
– Везде в других местах я искала, – говорю ему. – Как думаешь, что будет с девочками из борделя? После нового года.
– Смотря в каком случае. Если я добуду гроссбух и безопасники арестуют Братство, их отпустят.
– А если нет?
– Служба безопасности сможет задержать Лонгвея на какое-то время, но он извернётся и выйдет на свободу, как бывало и раньше. А без списка из гроссбуха безопасники не смогут вычислить всех. Обязательно останутся люди, которые смогут… перераспределить активы Братства. Перевезти девушек и открыть бордель в другом месте. – Лицо Дэя бледнеет, словно кровь, вливающаяся в мои вены, вытягивается прямо из его руки. – Твоя сестра. Как её зовут?
– Мэй Йи. – Впервые за несколько лет я называю имя сестры вслух. – Её зовут Мэй Йи.
Дэй тянет руку к кровати, находит мою ладонь. Пальцы к пальцам. Осторожное прикосновение, чтобы случайно не задеть трубку, пластырь или иглу. В том, как он накрывает мою руку, есть какая-то особая сила. Кожа его поразительно тёплая. Человеческая.
