Наконец, я вижу его. Слабый отблеск красного, крошечный уголок, выглядывающий из ящика стола. Должно быть, это книга.
– Как и все. – Громоподобный голос хозяина заставляет меня вновь упереться взглядом в пол.
– Это… это Инь Ю. – Я сама запинаюсь об эти ужасные слова. Вены забивает чувство вины, словно кровь в них остановилась. – Она… завидует, что мне отдали её обязанности. Я боюсь, она распространяет слухи, жалуется Маме-сан. Вдруг они дойдут до вас или посла? Вдруг вы услышите про меня что-то плохое?
– Думаешь, Осаму платит за твою порядочность? – губы его изгибаются в презрительной усмешке. – У меня здесь что, школа этикета?
Качаю головой и выдавливаю новые слова:
– Я не хочу повторить судьбу Синь.
– Так не повторяй, – выплёвывает Лонгвей. – Это всё?
– Д-да.
Я отступаю на шаг, мгновенно вспоминая, что лестница совсем близко. Пятки повисают над краем. Но сейчас падение кажется почти благословением. Пара ссадин и ушибов лучше, чем то, как Лонгвей смотрит на меня. Как на кусок мяса.
– И больше не беспокой меня, – рычит он.
– Спасибо, господин – Я снова кланяюсь, кидая очередной взгляд на книгу. Она всё там, лежит в ящике стола.
Лонгвей ворчит и закрывает дверь, а я на подгибающихся ногах спускаюсь по лестнице. Колени дрожат при каждом шаге. На полпути сталкиваюсь с Фангом, который смотрит на меня своими тёмными-тёмными глазами. Лестница такая узкая, что мы соприкасаемся плечами. Мне приходится прижаться к стене, чтобы пропустить его. Мы так близко, что Фанг просто не может не заметить, как сильно я дрожу.
Но бандит молчит. Лишь награждает меня рычащим «осторожно», прежде чем, не оглядываясь, продолжить подниматься.
Я справилась! Нашла, где Лонгвей хранит гроссбух. Рискнула.
Цзин Линь гордилась бы мной.
Сердце моё так переполнено мыслями о сестре, о парне за окном, о море, что я даже забываю вымыть грязные бокалы. Я направляюсь прямиком в северный коридор. Мимо могильной тишины комнаты Синь. Мимо закрытых дверей Нуо, Вэнь Кей и Инь Ю. Прямо до самого конца.
6 дней
ДЭЙ
Когда я был младше и хотел подумать, то приходил к пруду с карпами. Этот пруд – один из капризов матери, напоминание о её родной стране – находится в дальней части дома, где целая стеклянная стена открывает вид на сад камней. Часть пруда расположена внутри дома, другая тянется сразу за стеклом, в саду из аккуратно разровненных камешков.
Карпы кои плавают до самого края своего маленького мирка и обратно – белое пламя и жидкий янтарь, сверкающая чешуя. Их движения плавны и текучи, подобны изысканному гипнозу. Меня они успокаивают.
Когда Хиро уставал от бесконечного чтения энциклопедий, он приходил сюда и бросал в воду монетки. Они проносились по поверхности, как серебряные, золотые и медные кометы, и исчезали в спутанной зелени водорослей. Он ни разу не ударил рыбу.
Хиро. Я вздыхаю и опускаю пальцы в пруд. Во время признания Цзину – Цзин Линь – я впервые за долгое время произнёс его имя. И вслух, и даже мысленно. Как же долго я пытался стереть всё из памяти, забыть. Запереть в мире кошмаров. Порвать все связи со всем и всеми.
Призрак брата в этом доме повсюду. Шепчет бесконечные «если бы» мне прямо на ухо. Если бы только я его послушал. Если бы только был лучшим братом. Если бы…
Семьсот тридцать восемь дней я провёл в Хак Наме, всеми силами стараясь вырваться оттуда и вернуться домой. Но не дом мне сейчас нужен. Поговорив с Цзином – Цзин Линь – и рассказав ей свою печальную историю, я только сильнее в этом убедился. Пышный особняк в Тай Пин не поможет мне. Как не помогут и попытки всё забыть. Это не дарует мне прощение, не заглушит голоса призраков…
Я глубже опускаю руку, вода теперь достаёт до запястья. Кои кидаются врассыпную, чешуйки мерцают, как факелы в ночи. Интересно, лежат ли ещё монеты Хиро на дне, прячась под многолетними водорослями и рыбьим дерьмом?
Но вода в пруду слишком холодная. Я вытаскиваю руку и вытираю о рубашку. Да, останутся пятна, и я бы переживал, если бы не понимал, что отец всё равно никогда больше её не наденет.
После нашего разговора, Цзин Линь уснула, лекарства в теле пересилили, вынуждая отдохнуть. Атлас звёздного неба пристроился у неё под боком, занимая пустующее место кота. А я никогда не чувствовал себя бодрей. В голове крутятся, роятся возможности. Мысли о Цзин Линь и её сестре. О девушке в окне и гроссбухе. О новом годе и шести днях, оставшихся до него.
Девушка… я часто думаю о ней последнее время. Как загорелись её глаза, когда я показал ракушку. Как её ладонь прижималась к решётке, зеркально отражая мою. Как, заглядывая в окно, я не вижу в отражении свои сломанные кусочки, я вижу её, снова собирающую их вместе. Её слова заставляют меня улыбаться, вытягивая эту улыбку из ниоткуда, словно кролика из волшебной шляпы.
Я давным-давно так не улыбался.
Я никогда не чувствовал себя более живым.
Шарканье ног по полу заставляет меня поднять голову. У дальнего конца пруда стоит Эмио, пальцы её так белы, что напоминают голые кости.
– Господин Дэй, к вам гость.
Слова её как винты, они вкручиваются в меня пока не доходят до упора. О том, кто этот гость, не возникает даже вопроса. Я даже здесь чувствую дым.
– Спасибо, Эмио.
Когда я вхожу, связной стоит в передней. Делает вид, что очень увлечён рассматриванием воробьёв и вишнёвых бутонов на гобелене. Тлеющий кончик его сигареты мерцает в опасной близости от ткани.
– Здесь нельзя курить, – говорю я.
Цэнг выпрямляется, бросая взгляд в мою сторону. Он вытаскивает сигарету изо рта и оставляет её тлеть между пальцев.
– А тебе нельзя покидать Хак Нам. Но почему-то мы здесь.
– Как вы узнали? – Я выгибаю бровь, стараясь не показывать страх, клубком сворачивающийся в животе.
– Ты пропустил встречу. А несколько дней назад полиция получила очень любопытный звонок от одного таксиста, который уверял, что отвёз в Тай Пин двух окровавленных мальчишек. Сложить два плюс два было несложно.
Я пропустил встречу… Неужели мы, правда, здесь уже так долго? В этом доме время словно останавливается. Дни, месяца, года. Не меняется ничего, кроме наших лиц. Что ещё я пропустил?
– Я могу арестовать тебя, – продолжает связной, – если захочу.
– Я должен что-то сделать, – отвечаю я. – Мой посыльный умирал.
– И ты сделал. Несмотря на то, что я сказал тебе от него избавиться – рычит он. – И теперь просиживаешь тут задницу. Теряешь драгоценное время. Плюёшь в потолок от скуки.
Сжимаю челюсти. Не могу смотреть связному в глаза, не могу видеть большую родинку, выступающую на краю подбородка. Вместо этого я опускаю взгляд вниз, на сигарету в его пальцах и на пепел, грозящий упасть на пол.
