– Я долго терпел. Но время выходит – Связной дёргаёт рукой, слишком резкое движение, чтобы быть случайным. Горячие хлопья белого пепла осыпают паркет. Со стороны они похожи на снег. – Ты сегодня же должен вернуться в Хак Нам.
Я сердит, а потому спорю с ним:
– Или что?
Цэнг лезет в карман куртки. Сначала я решаю, что он собирается достать очередную сигарету (нынешняя уже догорает), но связной вытаскивает листок бумаги. Он демонстрирует его, подняв повыше: моё имя, мои преступления – и амнистия. На документе стоит печать, он подписан одним из самых влиятельных судей Сенг Нгои.
Свежие чернила, свобода на тонкой бумаге. Так близко, что руку протяни – и вот она.
– Достанешь гроссбух, подашь мне голову Лонгвея на блюдечке, – и оно твоё. Если же нет… – Цэнг опускает документ, специально поднеся его слишком близко к огоньку сигареты. Воздух между нами трещит и искрится. – Понадобится всего один звонок. Один звонок – и с тобой покончено.
Он считает, что это испугает меня, отрежет желание задавать вопросы. Пожалуй. На кону пожизненный срок среди синих комбинезонов, металлических подносов и постоянного страха напороться на нож – с таким не шутят. Но сейчас я могу думать только об обещании, данном девушке. Я могу вытащить тебя отсюда. Мне нужно, чтобы это было правдой.
– А девочки из борделя Лонгвея. Что будет с ними? – Я думаю о том, с какой лёгкостью они смогут исчезнуть в тысячах закоулков Хак Нама. Вновь погрязнуть в черноте улиц и мужской похоти.
– Не беспокойся о шлюхах. Беспокойся о себе. – Цэнг сворачивает бумагу (настоящее достижение, когда вторая рука занята сигаретой).
– Что здесь происходит? – К нам подходит отец. Он не смотрит на меня, сосредоточив всё внимание и недовольство на агенте службы безопасности. Челюсть его расслаблена, но взгляд острый и колючий, как у разъярённого добермана. Уверен, именно так он смотрит, когда пытается запугать деловых партнёров во время переговоров «Сан Индастри». Благодаря отцу у нашей семьи достаточно денег, чтобы жить в Тай Пин.
– Просто перекидывался парой слов с вашим сыном, господин Сан. – Связной прячет руки за спиной, скрывая сигарету из виду.
– Уже поздно, – говорит отец, хоть это и не так. – У вас, должно быть, ещё много работы.
– Да, мы уже заканчивали. – Цэнг выдавливает слабую, фальшивую улыбку. – Выход найду сам.
И находит. Дверь открывается и закрывается, впуская холодный ветер, воющий на улице, который только усиливает сигаретную вонь. Пепел на полу вздымается и опадает.
– Что они хотят от тебя? – Отец провожает его взглядом, и теперь мы вместе наблюдаем за пепельными хлопьями.
– Невозможного, – называю я самый короткий и близкий к правде вариант.
– Всё можно решить иначе, Дэй Шин.
– Неужели? – Я поднимаю голову. Отец стоит совсем близко. На нас одинаковые рубашки, хотя моя ещё заляпана мокрыми пятнами. И сейчас впервые за два года я замечаю, что стал выше него. – Всё твоё состояние не сможет освободить меня от трёх трупов и торговли наркотиками.
Отец прикрывает глаза. Веки трепещут, словно ему больно.
– Ты можешь бежать. У нас есть связи за океаном, а твой английский довольно хорош. Я уже подготовил документы.
Бежать. Интересно, почему он говорит об этом только сейчас, когда времени осталось в обрез? Заставил ждать меня так долго, рискнуть всем, чтобы очистить моё имя. Наше имя. Честь всей семьи Сан.
Ответ написан у него на лице. Мой побег из страны навлечёт позор на наш дом. И все шансы заслужить прошение – очистить наш социальный статус (хоть это и простая формальность) – улетят на самолёте вместе со мной. Это ультиматум. Крайнее средство.
Я могу бежать. Начать новую жизнь вдали от Хак Нама, Сенг Нгои и своей семьи. Вдали от службы безопасности и гроссбуха Лонгвея. От девочек из его борделя.
Не беспокойся о шлюхах. Беспокойся о себе.
Только этим я и занимался долгое, долгое время. Прикрывал собственную задницу. Беспокоился, беспокоился, вечно беспокоился.
Предупреждение: побочные эффекты бессонницы и статуса эгоистичного ублюдка могут различаться.
Я думаю о том, какой маленькой кажется рука Цзин Линь по сравнению с моей. Думаю о девушке в окне с её косой цвета ночи и призрачной надеждой. Даже о грёбаном коте. Бесхвостый, он остался совсем один во всём чёртовом Хак Наме, но, возможно, до сих пор ведёт себя так, словно это место принадлежит ему.
Мысли кружатся в голове, корёжат, корёжат, корёжат сердце. Вырывают наружу единственную неоспоримую истину: дело уже не только во мне.
Возможно, никогда и не было.
И внезапно я понимаю, чего желал всё это время. Боль, которую не может унять возвращение домой. Искупление. Возможность всё исправить. Не в моих силах вернуть брата, зато я могу помочь девочкам. Вытащить их.
Нельзя доверить безопасникам поиски сестры Цзин Линь и освобождение девушки в окне. С этим я должен справиться сам.
И в этот раз я не сдамся.
– Я должен остаться. Должен всё исправить. – Глаза отца по-прежнему закрыты, когда я говорю ему эти слова. – Я возвращаюсь в Хак Нам.
– Тебе нечего там делать, – сдавленным голосом отвечает он.
Десять дней назад он был бы прав. Но теперь… Мне не нужно закрывать глаза, чтобы увидеть лицо девушки, почувствовать её присутствие где-то в глубине своей груди – вырывающее правду наружу, – вспомнить гладкую поверхность ракушки под пальцами.
Мои обещания не должны быть пустыми. Может, я и не хороший человек, но могу таким стать. Могу вписать в список ещё один ответ: герой, которого видит девушка в окне.
Это решение остаётся внутри, потому что даже если я выскажу всё отцу, сомневаюсь, что он услышит. Он никогда не умел слушать.
Отец открывает глаза, больше нет ярости добермана, теперь взгляд его режет, как клювы воронов. Хитрый. Острый. Он изучает меня, подмечая каждую деталь, пронзая, как острая игла. В такие моменты я всегда удивляюсь, почему отец меня не ненавидит. Почему всё это время он поддерживал меня деньгами, не давая умереть?
– Я попрошу приготовить машину, – говорит он.
ЦЗИН ЛИНЬ
Мне дают лекарства, чтобы унять боль. Препараты, из-за которых я словно бы тону в собственной голове. Чаще всего там темно. Непроглядная чернота. Я не борюсь с ней. Не хочу.
Я понимаю, что наступает новый день, только когда приходит медсестра. Прикрепляет трубки к пакету с новым лекарством. Забирает пустые капельницы.
…
…
…
А потом Дэй. Дэй? Он стоит у кровати. Говорит что-то. Я пытаюсь слушать, но сон забивает уши подобно комкам ваты. Улавливаю только несколько слов.
– Пока… возвращаюсь… сестра… нужно отдыхать… не ходи за мной…
