Но теперь я одна. А наложить повязки самостоятельно гораздо сложней. В конце концов, мне приходится затягивать ткань зубами, борясь с рвотными позывами от вкуса и вони. Мэй Йи с ума бы сошла, узнай она, что я перевязываю раны этой старой гнилой простынёй. Что я вообще здесь.
Пойти за Мэй Йи или нет, выбора у меня не было. Она – моё всё. Без неё у меня не было причин оставаться на ферме и терпеть побои отца. Смотреть, как мать увядает подобно рисовым побегам на наших полях.
Не знаю, с чего я решила, что найти сестру будет легко. Я вообще не думала, когда запрыгивала на старый ржавый велик и гналась следом за большим белым фургоном. Не думала, когда отрезала волосы. И когда впервые попала во Внешний город и медленно, по-деревенски расспрашивала прохожих.
Теперь я понимаю, какой молодой и глупой была тогда. Считала, что могу просто зайти сюда и найти её.
Город-крепость занимает не такую уж большую площадь – всего три-четыре рисовых поля, – но он компенсирует это высотой. Дома громоздятся друг на друга, как неряшливые кирпичи, забираясь так высоко, что полностью заслоняют солнце. Улицы, которые когда-то были полны света и свежего воздуха, теперь погребены под переплетением проводов. Порой я ощущаю себя рабочим муравьём, бесконечно носящимся по этим тёмным извилистым тоннелям. Вечно что-то ищущим. Но тщетно.
Но я продолжу поиски, пока не найду её. А я обязательно найду.
Чма прекращает обнюхивать новую обувь-лежанку. Его жёлтые глаза прикованы ко входу в наше убежище – огромные, широко раскрытые. Уши стоят торчком. Шерсть вздыблена. Я задерживаю дыхание, прислушиваясь к вечному мотиву Города-крепости: вдалеке рокочут двигатели; за тонкими стенами мать отчитывает ребёнка; где-то внизу в переулке завывают собаки; каждые пять минут над городом с рёвом проносятся самолёты.
Есть и другой звук. Тише, но ближе. Шаги.
Меня выследили.
Пальцы крепко обвивают рукоять ножа. Я подкрадываюсь к брезентовому пологу, страх сжимает горло. Бёдра сводит судорогой, пока я жду. Прислушиваюсь. Рука, сжимающая нож, бледнеет, дрожит.
Шаги затихают. Раздаётся голос, хриплый, с нотками сомнения:
– Есть тут кто?
Не Куэн. Но это не значит, что я в безопасности. Эти улицы – рассадник воров и пьянчуг, в любой момент готовых тебя зарезать.
– Проваливай! – Стараюсь, чтобы голос звучал как можно более гортанно. По-мужски. Угрожающе.
Через щель в брезенте я разглядываю гостя. Парень, довольно взрослый. Прислоняется к стене переулка, засунув руки в карманы и согнув одну ногу в колене. Морось, всегда покрывающая городские стены, пропитывает ткань его толстовки. Но парень этого словно не замечает. Или ему плевать.
Взгляд парня направлен прямо на брезентовый полог моего убежища. Глаза его не такие, как у большинства жителей Хак Нам. Они тёмно-карие, но совсем не похожи на дикие, яростные глаза Куэна. И на бесстрастные очи старушек, сидящих на перекрёстках и потрошащих рыбу. День за днём, одна за одной.
Нет. У этого парня глаза, как у лиса. Зоркие. Блестящие. Умные. Жаждущие чего-то. Очень, очень сильно.
С ним нужно быть настороже.
– Ты ведь Цзин, да?
Моё имя. Он знает, как меня зовут. Этого хватает, чтобы я откинула полог и, оскалившись, выскочила из палатки. Готовая к драке.
– Проваливай отсюда! – Я поднимаю нож. Вдалеке мерцают фонари, отражаются на лезвии и в глазах парня. Он даже не морщится. – Предупреждаю в последний раз!
– Я не причиню тебе вреда.
Парень отталкивается от стены. Достаёт руки из карманов. Они пусты.
Продолжая скалиться, я останавливаюсь. Вновь осматриваю его. Чёрная толстовка. Джинсы совсем новые, не успели даже истереться. Бледные, пустые, раскрытые руки. Я изучаю его лицо: острые скулы, плотно сжатые губы, дерзкие брови вразлёт.
– Как ты нашёл меня? – Пальцы мои до боли сжимают рукоять.
– Господин Лам сказал мне, что ты обычно бываешь в этом районе. Мне оставалось только внимательней присматриваться. И следовать за аллергией. – Как по команде, он морщит нос и принимается яростно чихать. – Моя замена суперсиле.
Господин Лам. Я вспоминаю старого лавочника. Похож на жабу. Собирает плевки в жестяную банку. И яростно охраняет свой магазинчик с рассохшейся мебелью и древними монетами.
А потом мысли мои перетекают к соседней стороне крыльца. Лапша с морепродуктами. Тот же острый взгляд, что направлен на меня сейчас.
– Ты… ты тот парень с лапшой.
– Вообще-то, меня зовут Дэй, – говорит он. – И я хочу предложить тебе работу.
– Я работаю в одиночку, – быстро отвечаю я.
Я всё делаю в одиночку: ем, сплю, убегаю, краду, разговариваю, плачу. Это проклятие второго правила: Никому не доверяй. Цена жизни.
– Как и я. – Дэй не двигается. Взгляд его прикован к моему ножу. – Но эта наркосделка иная. Для неё нужно два человека.
Я не новичок в наркоторговле. Частенько работаю на мелких наркобаронов, торгующих за спиной Братства в надежде, что их не заметят. Мне они платят хлебными корками и одеждой. Но настоящие деньги крутятся внутри борделей. В поисках сестры и повидала немало наркоманок.
– Это для какой такой сделки нужны сразу двое? – спрашиваю я.
– Для Братства.
Наркотрафик для Братства Красного дракона. От одной только мысли у меня сжимается сердце. Трепещет в судорогах, словно умирающий. Я столько всего слышала об этой банде и их беспощадном главаре Лонгвее. Как он вырезал язык человеку, посмевшему солгать ему. Как выбил алый символ на щеке того, кто попытался обмануть его. Как прострелил голову одному из членов банды, а перед этим собственноручно порезал его ножом, наблюдая, как плоть, подобно стружке, медленно отслаивается от тела. Как он смеялся, когда всё это проделывал.
– С каких это пор Братство привлекает к своим делам бродяг?
– На наркотрафике Сенг Нгои людей Лонгвея постоянно арестовывают. Ему легче подыскать для этого дела уличных мальчишек. Один будет посыльным, а другой останется в борделе в качестве залога.
Залог. Одно из множества слов, с которыми мне пришлось бороться, попав сюда, избавляясь от медлительного фермерского говора. Вскоре я поняла, что оно означает «заложник». Ждать, ждать, ждать с ножом у горла. Когда жизнь твоя зависит от того, насколько быстры ноги другого мальчишки.
– Ты хорошо бегаешь, – говорит Дэй. – Мало кому удаётся удрать от Куэна.
– Значит, я посыльный. А ты сидишь. Не боишься ножа Лонгвея?
Мой собственный нож по-прежнему рассекает воздух между нами.
– Не-а. Платят хорошо. – Дэй кивком указывает на драные края брезента, укрывающего моё убежище. – Кажется, тебе не помешала бы работа.
Он прав. Хорошая плата означает, что я смогу потратить время на поиски сестры, а не таскать еду и одежду. Но связываться с Братством – плохая затея, даже ради одной сделки.
