Исходные данные поменялись. Я просчитываю новые числа в уме, пока пальцы крепко сжимают шприц.
Шесть человек.
Три пистолета.
Один шприц.
Один осколок стекла.
Одна книга.
Неправильное, нерешаемое уравнение. Неважно, сколько раз я буду его пересчитывать, найти идеальный ответ не удастся. Книга и девушка – переменные несовместимые. После знака равенства всякий раз следует лишь одно имя: моё или её. В этом уравнении нет нас.
Лонгвей зарабатывает на жизнь ложью, но в одном он прав: я годен на один раз, расходный материал. Я жертва, королева в ожесточённой шахматной игре.
Оказывается, есть кое-что важнее жизни. Я чувствую, как оно пульсирует, бьётся, сжигает все мои сомнения и страхи.
Не книга. Не я. Только Мэй Йи.
В шприце с героином уже не осталось прохлады холодильника. Наполненный десятками пузырьков, он дрожит в моих пальцах. Если кто-либо посмотрит на меня, он, должно быть, увидит только это: дрожь и пузырьки. Но моя левая рука осторожно тянется в карман, где осколок стекла прорезается сквозь джинсовую ткань. Его остриё врезается в мою ладонь, готовое к бою.
На руке Мэй Йи столько вен – туго затянутый Фангом жгут вытащил их на поверхность. Девушка не сопротивляется, когда наркобарон приглашающее протягивает её руку в мою сторону.
– Давай – Лонгвей указывает на голубую паутину под тонкой, как бумага, кожей.
Я глубоко вздыхаю, разжимая пальцы правой руки, держащие шприц, а левой рукой стискиваю осколок стекла. Если правильно выгадаю время, смогу вогнать остриё глубоко в шею Лонгвея, схватить его пистолет и расправиться с Намом и Фангом. Огромное если. А есть ещё другие члены Братства, которые кишат в этом месте, и их пушки.
Попытаться выбраться отсюда живым – миссия невыполнимая, но другого плана у меня нет.
Делаю вид, что слежу за иглой, подводя её ближе к безупречной коже Мэй Йи. Но на самом деле ищу совсем иные вены, толстые артерии, извивающиеся на шее Лонгвея.
Раздаётся крик и тут… девушка. Она появляется словно из ниоткуда. Поднимается из угла, своим костлявым лицом и спутанными чёрными волосами напоминая ведьму. Глаза её – одновременно выпученные и впавшие – устремлены на единственной цели. Девушка бросается вперёд слишком быстро, невероятно для такого костлявого тельца.
– Мне это нужно!
Это дикое умертвие вырывает шпиц из моей руки. Мне даже не нужно притворяться и пытаться её остановить. Пальцы девушки крепко вцепляются в шприц и вонзают иглу в руку. Но в вену она не попадает. Героин и кровь стекают по её руке. Девушка трясётся, уставившись на них, и пытается слизнуть наркотик с руки, когда Нам вырывает пустую пластиковую трубку из её ладони.
Я засовываю осколок обратно в карман.
– Вышвырни Синь отсюда! – орёт Лонгвей на Нама. Ни разу ещё не видел его таким, настолько злым, что лицо его вспыхивает всеми цветами осени.
– Но куда…
– Мне плевать! – рычит Лонгвей. – Хочешь, выпусти ей в лоб пулю, мне всё равно! И принеси новый шприц.
Нам хватает Синь за волосы и тянет прочь. Лицо девушки искажается в жестокую уродливую маску – словно она одержима. И я почти верю в то, глядя на то, как она двигается: кричит, извивается, пинается, кусается. Нам разжимает руку на её волосах, и девушка вылетает из комнаты. Шмыгает за дверь быстрее мышки.
Вот оно. Время пришло.
Рука моя вновь обхватывает осколок, вытаскивает его, готовясь к удару.
– Что здесь происходит?!
От нового рёва моя рука застывает на полпути. Это уже не Лонгвей – он молчит, лицо спокойно. Бандит смотрит мне за спину, в тени, окутывающие дверь и перекрывающие все пути на свободу.
Сейчас я благодарен тому, что осколок такой маленький. Он идеально скрывается, прячется за пальцами. Я крепко стискиваю его и оглядываюсь.
Осаму. Мой план Б. Цзин Линь справилась.
Посол знакомо одет. Я уже видел его в подобном смокинге, когда был слишком молод и не знал, кто это. Внимание всегда привлекали его золотые запонки, которые поблескивали в свете фонарей в нашем саду камней, когда он потягивал коктейли и флиртовал с каждой присутствующей женщиной. Даже с моей матерью.
Он не узнаёт меня – сомневаюсь, что посол сейчас вообще меня замечает. Осаму зол. Так сосредоточен на собственной ярости, что забыл даже снять туфли у порога. Его блестящие чёрные оксфорды топают, ступая в вонючую комнату, сотрясая каждую половицу.
– Что происходит, Лонгвей?
– Дела борделя, – огрызается наркобарон, но больше не кричит. Я замечаю, что его свободная рука тянется к боку. Туда, где прячется пистолет. – И тебя они не касаются.
Я стою так близко к Мэй Йи, что слышу, как меняется её дыхание. Становится быстрее, чем от угроз Лонгвея и страха перед героиновой иглой. Осаму. Виной всему его близость – так же сердце кролика разрывается под взглядом охотника.
Взгяд посла проходится по её руке, замечает пальцы Лонгвея, всё ещё сжимающие запястье, бугрящиеся вены и затянутый Фангом жгут.
– Всё, что касается Мэй Йи, касается меня. Кажется, я ясно дал тебе понять, что она неприкосновенна.
– И я уважал твои пожелания, пока это было уместно. Теперь это в прошлом. Если ты забыл, Осаму, я владелец борделя и этих девушек. В том числе Мэй Йи.
Мужчины сцепляются взглядами, словно две гориллы, столкнувшиеся на одной территории. Готовые разодрать друг друга в клочья. Волнующий момент из шоу о живой природе. Во плоти.
Мэй Йи сотрясает дрожь. Как же чертовски, чертовски, чертовски жаль, что у меня нет с собой пистолета.
Осаму протягивает руку и хватает Мэй Йи за запястье. Их кожа такая разная: её белая как снег и его, покрытая возрастными пятнами и жестокими волосками.
– Назови цену, – говорит он, и я вспоминаю синяки, которые видел через окно на коже Мэй Йи. Как они идеально соответствуют его ладоням. Неосознанно я сильнее стискиваю стекло, так яростно, что оно рассекает кожу.
– Дело не в деньгах, Осаму. – Голос Лонгвея грубый и хриплый, шелушащийся, как мозолистая кожа. – Она что-то затеяла. И скрывает это. Мне нужно знать, что именно.
На долгий миг воцаряется тишина. Лишь быстрая лавина дыхания Мэй Йи. Женщина в гладком красном шёлке следит за всем, будто паук на паутине. А я крепко сжимаю стекло.
– Скрывает? – Осаму оглядывается, широко распахнув прояснившиеся глаза, словно только очнулся ото сна. Он поглощает комнату взглядом: грязное тряпьё в углу, пистолет Лонгвея, Мэй Йи, меня…
А потом глаза его вспыхивают. Взгляд мечется. Туда-обратно. Туда-обратно. Как пластиковый мячик для настольного тенниса, перескакивая от меня в Мэй Йи.
– Понимаю, – мягко протягивает он.
