Сложно представить, что в таком месте вообще может быть парк – зелень, солнечные лучи и живые деревья. Цвести красный гибискус и пурпурная бугенвиллея.
Но так будет. Когда-нибудь.
Что же касается Дэя… Он остался в доме отца, занимается с репетиторами, чтобы подтянуть упущенные годы учёбы. Ему открыт целый неведомый мир: университеты и путешествия. Ему нравится рассказывать об этом. А ещё ему нравится говорить в таких случаях мы.
Наш мир стал другим, но одно осталось неизменным. Постоянным, как приливы и отливы.
Каждое воскресение в обед мы едем на юг Сенг Нгои – подальше от задымлённого города и многолюдных набережных, – туда, где пляжи сокровенны, где есть скалы и целые ракушки. Цзин Линь сворачивается на пледе с неизменной стопкой книг, листая страницы и проговаривая иероглифы вслух, преображая линии на бумаге в слова. Мне даже завидно, как быстро она учится. Мы в одной параллели – как и Нуо, и Вэнь Вей, и множество мальчишек-оборванцев. Но так не будет продолжаться долго. Цзин Линь уже завершила первые три книги, которые дала ей учитель, и бесконечно жаждет большего. Думаю, именно потому, что она лучшая в классе, кураторы и позволяют ей держать в школе Чма. Кот стал практически частью её гардероба. Цзин Линь привозит его даже сюда, на пляж, где он терпеливо сидит на краешке пледа и следит за крошечными крабами, иногда вылезающими из нор.
За одним кот как раз сейчас и наблюдает, вздыбив серую шерсть. Если бы у Чма был хвост, он бы обязательно мотал им из стороны в сторону.
– Эй, Мэй Йи! – Цзин Линь открыто смотрит на меня, поднимая голову от одной из книг. Энциклопедии из старой комнаты Хиро. Дэй принёс ей целую стопку. – А ты знала, что в океане под водой есть целые горы?
Я прикрываю рукой глаза и смотрю на воду. Пытаюсь представить под ней громадины гор. Помню, как мы смеялись, когда Синь рассказывала об этом. Казалось невероятным, что такая высота может скрыться на глубине.
Снова смотрю на сестру, и меня пронзает понимание, как же сильно она похожа на мою старую подругу – скрючилась на пледе с книгой, в глазах горит огонь слов. Цзин Линь даже пытается носить волосы в той же косе, которую любила Синь. Каждое утро просит заплести её, и я подчиняюсь. Волосы ещё слишком короткие, и конечный результат получается огрызком. Но я всё равно беру три пряди волос Цзин Линь и сплетаю их в нечто целое. В нечто сильное. Такое же, как она.
Некоторые шрамы остаются с тобой навсегда. Например, маленький круг блестящей кожи на плече Дэя. Или свирепая багровая полоса на боку моей младшей сестрёнки. Если посмотреть на меня сейчас, то ничего не увидишь – ни синяки, ни порезы, ни шрамы не доказывают моих старых ран. Мозоли и ссадины на ногах после побега от охранника Лонгвея давно прошли. Мои шрамы не видны невооружённым глазом, но они есть. Синь – её смерть – только верхушка айсберга. Чем дольше я разговариваю с психологом, тем больше нахожу. Раны, которые всплывают быстрее, чем заживляются.
Но ведь заживляются. Шаг за шагом. День за днём. Выбор за выбором. Я ломаю прутья и кирпичи своей клетки.
Становлюсь новой собой.
– Вот тут говорится! – Цзин Линь тычет пальцем в блестящую страницу. В то же время Чма прыгает, приземляясь носом в песок. Видимо, охота опять проходит тщетно. Сейчас, когда ему не нужно больше ловить крыс крупнее себя, кот стал толще и ленивей. – Видишь?
– Может, вместо того чтобы читать книги об океане, сходишь и проверишь его на практике? – Я всего лишь поддразниваю, но сестра вскакивает на ноги и мчится по песку к самой воде.
– Куда это Цзин собралась?
Я оглядываюсь и вижу, что к нам идёт Дэй, топает босыми ногами по песку. Штанины джинсов закатаны до колена, а белая майка с V-образным вырезом сияет в полуденном солнце. Так ярко, что мне даже приходится заслонить глаза.
– К морю.
– Я принёс обед. – Он стряхивает песок с ног и приземляется на плед рядом со мной. Коричневый бумажный пакет шуршит у него на коленях, и я улавливаю знакомый, умопомрачительный аромат булочек с мясом.
Не только Чма слегка поправился.
– Позвать её?
Кидаю взгляд в сторону, куда убежала сестра. Сегодня отлив, море отступило, открывая целый ковёр из ракушек. Цзин Линь кружит между ними на носочках, точно балерина, и иногда нагибается, поднимая некоторые раковины. Оказавшись, наконец, у воды, она принимается швырять их обратно в море, наблюдая, как они ныряют, словно чайки в небесной синеве. Никогда раньше сестра не вела себя вот так, как ребёнок. Даже когда была совсем маленькой.
– Нет. Подождём. Пусть веселится. – Дэй качает головой и широко мне улыбается. – К тому же я пока не голоден.
Его улыбка совсем как море. Сомневаюсь, что когда-нибудь от неё устану. Я закрываю глаза и ощущаю тепло солнца на коже, на лице. Болезненное ощущение в груди после воспоминаний о Синь начинает таять. Так же, как остальные неприятные мысли. Горы, покрытые глубинами чего-то большего, более обширного, чем я могу представить.
Рука Дэя ложится на плечи, и я прижимаюсь к нему. Открываю глаза и смотрю вперёд. Туда, где стоит на ковре из ракушек моя сестра и одну за одной бросает их в море.
– Забавно, – бормочет Дэй.
– Что?
– Нет, ничего… Просто я уже видел это раньше. – Недогримаса появляется в уголках его губ, оседает там. – Дежавю.
Словно звучит по-иностранному, но не похоже на английский, который я начала изучать.
– Это плохо?
– Нет, – отвечает он и смотрит на меня. – Не плохо. Отлично. Просто отлично.
Наши губы так близко, на расстоянии вздоха.
Мой мальчик за окном… он всегда так осторожен, так нежен. Всегда ждёт, когда я решу, когда потянусь к нему, позволю. Подаюсь ближе, и его мягкие губы касаются моих. В груди вспыхивает огонь, полный жизни, жизни, жизни. Дэй подвигается. Пальцы его легко, как перышко, дотрагиваются до моих щёк, гладят, кружат, дразнят, как феникс в полёте. Мы вместе – в этом пространстве без решёток и стекла. Именно здесь я хочу быть.
И даже когда мы разжимаем объятия, ничего не заканчивается. Столько всего отражается в тёмных глазах Дэя: моя сестра и море; высоты и глубины; горизонты и возможности. Полёты в огне. Я вижу всё это и чувствую, как зовёт, зовёт бесконечность где-то глубоко в груди.
В такие моменты я понимаю – всей душой, всей своей сущностью, – что Мама-сан ошибалась.
Это мой мир. Просторный, открытый, манящий.
ЦЗИН ЛИНЬ
Я бегу. Но на ногах нет ботинок. Нет скользких луж и сигаретных окурков. Лишь мягкий, как бархат, песок под ногами. Солёные брызги и море.
Это совсем иначе – бежать без причины. Без смотрящих в спину ножей и злых торговцев с синими вздутыми венами, спешащих по пятам. Я оборачиваюсь и вижу на пледе сестру и Дэя. Они сидят так близко, что в ослепляющих лучах солнца кажутся одним человеком. Чма ещё роется в крабовых норах, высоко подняв бесхвостый зад. Охотится в своё удовольствие.
