— Я не расслышал.
В толпе хихикнули:
— Соня, кричи громче, он у тебя на ухо туговат!
— Я жду!
Трофим играл на публику, но сердиться за это она не могла. Она ведь тоже его не жалела.
— С тебя хватит, — Соня развернулась, собираясь пойти домой, но Трофим остановил ее.
— Однажды ты заставила меня кричать на весь берег, что я люблю тебя.
— Не помню, — соврала она.
— Трусиха!
Соня уткнулась лбом в его плечо, прошептав:
— Дома скажу. И еще кое-что…
На этот раз новость о ребенке не опоздает — узнает о нем от нее, а не от кого-то третьего!
ГЛАВА 31
На всю жизнь
— Тетя Соня!
Со стороны поля, подскакивая на кочках, к ним мчался изо всех сил на велосипеде Антон, старший сын Зойки. У Сони ухнуло сердце: просто так педали с бешеной скоростью не крутят.
Антон резко тормознул, и велосипед занесло вбок. Еще не отдышавшись, мальчишка крикнул:
— Там… Пашка!
— Что с ним случилось? — Соня чуть было не осела на землю, хорошо, Трофим вовремя подхватил под руки.
— Он сказал, что не вернется домой, что его увезут!
Господи!.. Соня переглянулась с Трофимом.
— Куда Пашка мог поехать, быстро! — торопил он.
Она постучала ладонью по лбу, перебирая знакомые Пашке места:
— На запруду… на третью… Господи, если полезет в воду… Омуты! — перед глазами ее все закружилось.
Поддерживая ее, Трофим позвал Фролова:
— Витя, заводи машину!
Соня села в машину с ними, но потом поняла, напрасно.
Фролов развернулся, выезжая из деревни.
— Трофим, подожди, я наискосок — так быстрее! — Соня вылезла, захлопнула дверцу: — Вы напрямик — вдруг он еще не добрался!
Она бежала, не разбирая дороги, спотыкалась, продиралась через кусты дикого малинника и молоденькие елки. Ноги горели от крапивы и осота, щеки от слез. Если с Пашкой что-то случится, виновата будет она одна!.. Но главное — найти сына, а потом она уже будет думать, что за мать и жена из нее получилась! Трофим наверняка уедет и будет прав — рядом с ней оставаться нельзя, она приносит всем боль, несчастья.
На дно оврага Соня почти скатилась, едва успевая схватиться за кустарник. От порезов и царапин болели ладони, зато впереди чувствовалось приближение реки — потянуло прохладой, запахло стоячей водой. Пашке строго запрещалось лезть в воду на запрудах, но кто его контролирует сейчас?
Соня выбиралась наверх оврага, соскальзывая обратно. Из-под ног катились комья суглинка. Она перепачкалась с ног до головы, суглинок застрял даже в волосах. До лесной запруды, которую они с детства привыкли называть третьей, оставалось рукой подать. Трофим должен был подъехать с другой стороны. Если Павел здесь, кто-нибудь из них его найдет.
На краю оврага Соня на мгновение задержалась, ухватилась рукой за ствол кривой березы, восстанавливая дыхание. В просвете между деревьев виднелась серая полоса реки — здесь она была не такой широкой, какой текла дальше, зато глубокой и холодной.
Со склона она спускалась боком, стараясь не удариться животом или грудью. Мелькнувшую мысль о ребенке задвинула подальше — сейчас она могла думать только о Пашке. На берегу реки валялся велосипед с вывернутым рулем.
— Паша! Сынок!..
Соня пробежала вверх, вернулась назад и с разбега бросилась в воду. Разгоряченное тело сначала не почувствовало холод — в лесу глубокая вода реки прогревалась плохо и даже в самый жаркий день быстро охлаждала. Купаться здесь было опасно — быстро сводило судорогой руки и ноги, а кричать и звать на помощь бесполезно, люди далеко.
Если Пашка тут, он мог добраться до поваленных деревьев, а назад плыть сил не хватило. Соня гребла, пытаясь одновременно звать его.
— Паша, ты здесь? Паша… Ты только держись, слышишь?
Почудилось, что она услышала что-то у корней старого дерева, из-за которого когда-то и образовалась запруда.
— Паша…
Ноги путались в водорослях, в рот лезли ряска, размокшие щепки. В голове мутилось от недостатка кислорода, зато она точно слышала хриплое:
— Мама…
— Я здесь, родной! — она сделала гребок, дотягиваясь до корней ракиты. Можно немного отдышаться.
— Мама…
Голос Пашки был таким слабым, что казалось, сейчас стихнет совсем. Только не это!
— Замерз?
— Да…
— Ты говори, сынок, не молчи. Я уже рядом.
Соня отыскала его, застрявшего в ловушке из корней. Выглядел Пашка ужасно — дрожащий, в разорванной рубашонке, с посиневшими губами.
— Мама, у меня нога застряла.
— Сейчас…
Она попыталась осторожно потянуть ногу, но Пашка сжался в комок от боли.
В голове шумело, но терять сейчас сознание нельзя. Пашка очень сильно замерз и до смерти испугался. Если еще и она потеряет сознание, то будет уж совсем худо.
— Мама, я больше не буду убегать.
Соня с трудом выдавила улыбку, пытаясь как-то ободрить его:
— Конечно, не будешь — отец дома закроет на замок!
Сын тихонько захныкал. Ободрила его, называется…
— Я не поеду с папой! — простучал он зубами.
— Никто тебя никуда не везет! Что за ерунду ты придумал? Кто тебе это сказал?
— Никто, — признался сын. — Разве отцы не всегда детей увозят?
— Нет! — Соня глотнула воды, выплюнула: — У тебя замечательный отец! Я тебя когда-нибудь обманывала?
— Нет, — прошептал Пашка.
— Ну вот… Сейчас я тебе помогу. Держись давай за ветки!
Нога у Пашки застряла в корнях под водой. Придется нырять. Соня закрыла глаза, сосредотачиваясь на дыхании. Глубокий вдох, еще один… Сердце в груди колотилось как бешеное.
— Подожди, я сам!
Она не слышала, как Трофим звал ее с берега, как они с Фроловым подплыли к ней. Она уступила место, отплыв в сторону.
— У него нога… под водой… в корнях…
Трофим оглянулся.
— Ты в порядке, родная?
— Не знаю. Дыхание никак не восстановлю, в глазах темно…
Она привалилась головой к холодному, скользкому от налипшей дряни стволу. Пальцы цеплялись за ломающиеся ветки.
— Витя, давай ее на берег, а с Пашкой я сам справлюсь. Сын, держись…
— Папа, я больше не буду! — закричал тот.
Соня хотела было сказать, но Фролов, обхватив ее поперек туловища, поплыл к берегу. Она видела, как Трофим поднырнул под корни, и вскоре Пашка вылез на дерево. Следом подтянулся Трофим. Он обнимал и целовал Пашку, а потом пообещал выпороть его на берегу.
