На долю секунды Глебу показалось, что шарик, взлетев над столом, взорвался фонтаном белых нитей. Огромная белая сеть, и впрямь похожая на паучью, накрыла убийц-свеев и бояр, опутала им руки и ноги, прилипла на лбы, щеки и плечи. Запутавшиеся бородачи попадали на пол. Борясь с липкой сетью, они завопили от ярости и бессилия.
Глеб извернулся и ударил стоявшего у него за спиной человека локтем в лицо. Тот на мгновение ослабил хватку, и этого оказалось достаточно – Глеб дернул удавку, расширяя петлю, и нырнул под струну.
Тонкая струна удавки болезненно чиркнула его по носу и лбу, выдрала клок волос из темени, но в следующий миг Глеб вскочил на ноги, схватил со стола нож, которым до этого резал мясо, развернулся и с размаху вогнал лезвие в толстую шею предателя-сытника.
Сытник захрипел, рухнул на пол и, вытаращив глаза и захлебываясь кровью, заскреб пальцами по торчащей из-под кадыка рукояти ножа.
Один из свеев, самый мощный и свирепый, сумел прорвать сеть и, взревев, как дикий зверь, кинулся на Глеба. Глеб молниеносно выхватил из-за спины ольстру и нажал на спуск. Громыхнул выстрел. Пуля прошила грудь здоровяка-свея насквозь. Ударом приклада Глеб сбил с ног второго убийцу и выстрелил в третьего. Четвертого он ударил прикладом ольстры в грудь, а затем припечатал к полу ударом кулака.
Когда все было кончено, Глеб оглядел зал и крикнул:
– Хотели меня убить? – Потом усмехнулся и холодно прорычал: – Забыли, кто я?
Бояре тряслись на полу.
– Прости нас, Первоход, – хрипло взмолился кто-то.
– Прости, – поддакнул ему другой. – Не уразумели твоей мощи.
– Прояви к нам милосердие, и мы сделаем все, что ты скажешь, – продребезжал третий.
Глеб перевел взгляд на боярина Добровола. Тот сидел на полу, распутывая паутину и отрывая клейкие нити от щек и одежды.
– Ты, Добровол! – громко и жестко окликнул его Глеб.
Боярин поднял взгляд и с презрительной усмешкой проговорил:
– Убей меня, ежели хочешь. Я тебя не боюсь.
– Я не стану тебя убивать. Смерть для тебя слишком легкий исход. Ты будешь сидеть в темнице. Вечно. На воде и хлебе.
Добровол хмыкнул и небрежно произнес:
– Если ты хочешь напугать меня, чужеземец, придумай чего пострашнее.
– Пострашнее? – Глаза Глеба холодно сощурились. – Хорошо. Кажется, последние два года ты заведовал княжьими дознавателями? Значит, ты не понаслышке знаешь, что такое дыба, пыточные колодки и раскаленные клещи. Я дам тебе возможность испытать на собственной шкуре то, чем ты угощал других.
Глеб вытер рукавом потный расцарапанный лоб и грубо приказал:
– Подымайтесь с пола, бояре. Пришло время поговорить о деле. Хотел я с вами добром, но добрых слов вы не понимаете. Отныне пряников больше не будет. Только плеть и кнут. Живее! – прикрикнул Глеб, яростно сверкнув глазами.
Бояре хотели встать, но снова в ужасе повалились на пол – за дверьми послышался топот множества ног. Глеб быстро наставил ольстру на дверь и положил палец на спусковой крючок.
Двери распахнулись, и в зал вбежали охоронцы княгини во главе с пожилым десятником.
– Мы слышали шум, Первоход! – громко доложил он. – Что случилось?
Глеб опустил ружье, усмехнулся:
– Да ничего особенного. Добровол пытался меня прикончить и натравил на меня убийц. Но я с ними уже разобрался.
– Нужна ли наша помощь, советник Первоход? – осведомился десятник.
Глеб окинул взглядом трясущихся на полу бояр и окровавленные трупы убитых наемников. Перевел взгляд на десятника и хмуро ответил:
– Можете. Вынесите отсюда мертвецов и уведите Добровола в темницу.
Десятник кивнул, отдал распоряжение ратникам, и те рьяно взялись за дело. Кудеяр, на левой скуле которого темнел большой синяк, встал рядом и тихо сказал:
– Поздравляю с почином, Первоход. Теперь тебе придется привыкнуть к виду мертвых бояр и подосланных ими убийц.
Глеб сдвинул брови и холодно ответил:
– Да. Возможно. Но после Гиблого места я ко всему привыкаю быстро.
6
Ожидая княгиню Наталью, Глеб лежал на укрытой мягким ковром софе и смотрел на язычок ароматной свечи, оплывающей в золотом шандале.
Он вдруг припомнил, как ездил с Катей Корольковой по заданию редакции в Прагу на какую-то не то конференцию, не то выставку. Жили они в соседних номерах, и вечером Глеб здорово надрался в баре с пражскими коллегами.
Шагая по холлу отеля, он увидел впереди молодую стройную девушку. Подкрался к ней потихоньку сзади, наклонился к уху и проворковал:
– Девушка, простите, мы с вами не встречались раньше?
Девушка развернулась и вдруг – влепила ему пощечину. Глеб отшатнулся и с растерянным видом схватился рукою за щеку. Поморгал немного и вдруг понял, что перед ним стоит Катька Королькова.
– Катюх, ты чего? – обиженно спросил Глеб.
– Решила, что тебе нужно освежиться, – с усмешкой ответила Катя.
– Да… – выдохнул Глеб. – Ты молодец. – Он потер рукою пылающую от удара щеку и поморщился: – Прямо не знаю, что на меня нашло. Иду, смотрю – фигуристая брюнетка. Наверно, слишком много выпил.
Катя усмехнулась:
– Так много, что принял меня за «фигуристую брюнетку»?
Поняв, что оплошал, Глеб поспешил исправить ситуацию.
– Прости, Кэт, я не то сказал. Я не имел в виду, что ты не фигуристая. И уж тем более глупо отрицать, что ты брюнетка. Я просто хотел сказать, что сзади твоя фигуристость в сочетании с темными волосами…
Глеб совсем запутался и замолчал, рассеянно хлопая ресницами.
Катя усмехнулась:
– Зарапортовался, да?
Глеб кивнул:
– Угу. Но ведь ты меня поняла?
– Эх, Орлуша, Орлуша, – вздохнула Катя, – и кто ж тебя еще поймет, если не я? Топай к себе в номер, у нас завтра трудный день. Подниму тебя ровно в семь. И чтоб был как огурчик.
Вспомнив сейчас о том давнем случае, Глеб улыбнулся. Какой же он тогда был дурак. Хорошо еще, что Катька такая необидчивая. Эх…
Дверь открылась, и в комнату вошла княгиня Наталья. Высокая, красивая, с бледным, словно высеченным из мрамора лицом, одетая в темные одежды.
– Вечер добрый, Глеб.
Он приподнялся на софе и обрадованно улыбнулся:
– Ты все-таки пришла?
– Ты звал. Я не могла не прийти.
Глеб подвинулся, давая княгине место:
– Присаживайся, Наталья.
Княгиня замерла в нерешительности, не зная, как поступить.
