– Ты это узнаешь.
* * *
– Первоход! Первоход, проснись!
Кто-то сильно тряс Глеба за плечо. Он открыл глаза и изумленно уставился на Наталью. Она сидела на кровати в одной ночной рубашке, бледная, растрепанная и почему-то напуганная.
На ночном столике, бросая на стены дрожащие желтые блики, горела свеча.
– Что… – Глеб облизнул пересохшие губы. – Что случилось?
– У двери советник Кудеяр! Он просит, чтобы ты открыл ему!
Глеб сел на кровати и тупо посмотрел на громоздкие железные часы, собранные пару месяцев назад кузнецом Вакаром. Стрелки показывали половину двенадцатого.
Всего-то? Глеб вспомнил, что сегодня, после двух бессонных суток, проведенных над чертежами буровой вышки, решил лечь спать пораньше.
– Первоход! – донесся из-за двери зычный голос советника Кудеяра. – Первоход, ты нам нужен!
Глеб все еще пребывал под впечатлением приснившегося кошмара, и под ложечкой у него неприятно засосало.
– Что там у вас стряслось?! – хрипло крикнул он.
– Выйди и узнай все из первых уст!
Глеб поморщился.
– Хорошо! Сейчас иду!
– Первоход, я жду тебя!
– Да иду, сказал! – раздраженно рявкнул Глеб. Затем опустил ноги на пол, взял с лавки коричневый шерстяной свитер и быстро натянул его прямо на ночную рубаху.
– Ничего без меня не могут, – проворчал он. – В кои-то веки решил выспаться, и тут достали.
Глеб встал и сгреб с лавки кожаные охотничьи штаны. Наталья сидела на кровати и встревоженно смотрела на Глеба. Он молча натянул ичиги, встал и прошел к вешалке, на которой темнела его старая охотничья куртка, которую он не надевал уже месяцев пять.
– Почему ты так оделся? – спросила вдруг Наталья.
– Как «так»? – не понял Глеб.
– Так, как одевался раньше.
Глеб взглянул на себя в мутноватое серебряное зеркало. Действительно – почему? Последние месяцы он щеголял в богатом парчовом одеянии и в плаще, подбитом собольим мехом. Головной убор его был сшит из лучшего соболя и украшен несколькими драгоценными камушками, которые Глеб регулярно отпарывал, но которые – благодаря стараниям Натальи – вновь оказывались на тулье.
Сейчас же он был одет как охотник. Куртка, кожаные штаны, ичиги. А на голове вместо собольей шапки охотничий треух из оленьей кожи.
– Почему ты так оделся, Глеб? – повторила свой вопрос Наталья.
Глеб пожал плечами и натянуто улыбнулся:
– Не знаю. Наверное, потому что так удобнее. Бог знает, куда меня потащит Кудеяр. Может, опять придется месить грязь и подпирать плечами балки.
Глеб взял с лавки кожаный пояс с ножнами-сотами, в которых поблескивали метательные ножи.
– Тебе не о чем волноваться, милая, – сказал он, возясь с громоздкой пряжкой, от которой успел отвыкнуть. – Советник Кудеяр часто будит меня посреди ночи. Пора бы тебе к этому привыкнуть.
Наталья невесело улыбнулась:
– А ты сам-то привык?
Глеб усмехнулся и поднял с комода перевязь с мечом.
– Ты права, – сказал он. – К ночному стуку в дверь невозможно привыкнуть.
Приладив перевязь, Глеб снял с вешалки свой видавший виды суконный плащ, набросил его на плечи, быстро защелкнул серебряную фибулу и повернулся к двери.
– Глеб! – окликнула его княгиня.
Он повернулся и взглянул на нее спокойным взглядом.
– Чего?
– Будь осторожен. У меня неприятное предчувствие.
Глеб улыбнулся:
– Не обращай внимания на предчувствия. Все будет хорошо. Спи, а я скоро вернусь.
Глеб откинул щеколду, распахнул дверь и вышел из опочивальни.
8
Темница не сломила боярина Добровола. Он по-прежнему был осанист, как князь, а его русая борода по-прежнему была широка и густа, как ни у кого другого. Глеб Первоход запретил купцам носить на себе драгоценные и самоцветные камни, но не запретил носить дорогие одежды. Одежда боярина Добровола была выткана из лучшей и самой дорогой парчи. На перевязи у Добровола, так же как раньше, висел меч в драгоценных золоченых ножнах.
Сразу после выхода из темницы встретившие Добровола единомышленники-бояре повезли его в «один домик», в котором его ждали «нужные человечки».
По пути, сидя в крытом парусиной возке, три боярина наперебой рассказывали Доброволу о переменах, случившихся в княжестве и княжьем граде за то время, пока он томился в проклятом узилище.
– …А еще он построил школы, – продолжал докладывать один из троицы.
– Точно! – кивнул второй. – Страшное место. Оттуда, из этих самых школ, вся зараза и расползается. Отроки не почитают старших, во всем им перечат. Над богами смеются. Ни Сварог у них не в почете, ни Перун. Даже Велеса не боятся!
– Ну, а что народ? – глухо осведомился Добровол. – Народ-то что об этом говорит?
– Народ помалкивает и делает, что ему велит Первоход. Поначалу роптали, но Первоход стал сечь недовольных плетьми прямо на улицах.
– Стало быть, много недовольных-то? – уточнил Добровол.
– Много, Добровол, ой много. Почитай, каждый второй на Первохода зуб точит. Мастеровых он возвысил до бояр и платит им из казны золотом. А те и рады стараться – все, что рисует на бумажках Первоход, обмозговывают и на верстаках своих проклятых ладят.
– Ну, а что соседи? – снова спросил Добровол. – Степняки-то, я чай, шалят?
Один из бояр махнул рукой и сокрушенно проговорил:
– Да где там. Накануне весны хан Карым набежал со своей сворой на восточные земли. Только Первоход заранее послал к нему шпионов. Встретили Карыма пушками да мушкетами. Четыреста степняков на поле сразу полегло, остальные убрались восвояси. Теперь не скоро вернутся.
– Гм… – Добровол пригладил ладонью широкую бороду. – А кривичский князь что ж? Тоже боится?
– Что ты! Кривичского князя Первоход принудил подписать мирный договор. Да и родимичского тоже. Теперь оба – первые помощники Первохода.
– Стало быть, смирились?
– Смирились. Зубами скрипели, когда голову свою под пяту Первохода подставляли, а что поделаешь? У Первохода – сила. У него в убойном отряде сто стрельцов. И у каждого – огнестрельный мушкет. Тут поневоле смиришься.
Добровол хмыкнул и осведомился презрительным, высокомерным голосом:
– Вы-то сами не собирались пред ним растечься?
Бояре обиженно зашмыгали носами.
– Собирались бы, не встретили бы тебя у ворот узилища, – сказал один.
