Когда я прихожу в клинику Родригеса, он ведет меня по длинному коридору, и мы входим в смотровую. В кресле врача восседает Янси Моралес, 21-летний парень с детским личиком, в мешковатых красных шортах и фуфайке с надписью «Майами Хит»
[21]. После того как мы обмениваемся рукопожатием, Моралес вытягивает правую ногу и демонстрирует зловещего вида шрам длиной в несколько дюймов на ее внутренней стороне, над коленом. Потом он показывает в середину бедра — чуть выше того места, где кончается шрам. «Именно здесь, — говорит Моралес, — один доктор провел линию маркером, показывая, где он намерен произвести ампутацию».
Моралеса привезли в больницу дня за два до этого. Его нога была «раздавлена, точно бабочка, торчала кость»: это произошло во время автомобильной аварии. После нескольких операций врач отправил к Моралесу медсестру, чтобы сообщить пациенту: они уже ничего не могут сделать, чтобы спасти его ногу.
«Я то и дело представляю себе, каково мне было бы без правой ноги, — говорит Янси. — Мне все время лезут в голову эти картинки, потому что мне же реально собирались ее отрезать, понимаете? Не стану врать, я тогда все-таки заревел».
Одна из медсестер перед этим видела Родригеса в местных новостях. Врачи связались с ним, и он осмотрел Моралеса. «Да, — сказал Родригес, — полагаю, что мог бы спасти его ногу».
Добившись отрастания части утраченной ткани ноги Янси с помощью ВКМ, Родригес снял кусок кожи с верхней части его бедра и вживил ее в рану, чтобы заполнить остальные пустоты. С тех пор Янси усердно занимается реабилитацией, нагружая свою новую ткань, чтобы помочь ей снова вырасти. По его словам, в некоторые дни она по-прежнему болит и распухает, когда он слишком усердствует. Но он, конечно, очень благодарен Родригесу, тут не может быть никаких сомнений.
«Он спас мне ногу! — восклицает Моралес. — Они собирались отнять мне ногу».
После этого разговора с Янси хирург приводит меня в еще одну смотровую. В кресле, окруженная родней, сидит Мерседес Сото, тридцатипятилетняя домохозяйка из венесуэльского Каракаса, у которой имеется второй дом в Майами. В 2013 г. Сото приехала во Флориду, находясь на 23-й неделе беременности: она планировала родить на территории США. Через две недели она слегла с острой инфекцией, у нее случились выкидыш, обильное кровотечение, а затем септический шок.
Врачи Майами ввели ее в медикаментозную кому и поддерживали ее существование с помощью специальной аппаратуры, качавшей кровь во все ее главные органы. Но циркуляция в крайних участках ее конечностей была весьма ограниченной. Когда пациентка наконец очнулась, ее ступня и некоторые части пальцев ее рук почернели от гангрены. Сосудистый хирург, работавшая с ней, проинформировала Сото, что намерена ампутировать всю ее ступню, сделав разрез на уровне лодыжки. Помогла случайность: одна из соседок Сото по Майами работала медсестрой в Делрей-Бич и рассказала ей о Родригесе.
Сидя в докторском кресле, Сото показывает мне на своем айфоне, как раньше выглядела ее ступня. Верхняя часть пальцев и передняя часть стопы угольно-черны. Подошва раздута и покрыта темно-зелеными гангренозными пузырями. Теперь ее ступня почти пришла в норму, хотя спасти пальцы не удалось — было слишком поздно. Сейчас она оканчивается прямоугольным выступом, красно-желтую кожу которого стягивают специальные зажимы. Родригес не оставляет попыток вырастить пальцы обратно при помощи ВКМ, но пока результаты не столь обнадеживающие, как он мог бы предполагать. Впрочем, посредством ВКМ удается заново отращивать фрагменты пальцев рук, которые Родригес также ампутировал.
«Указательный очень сильно вырос, снова появился ноготь, — отмечает хирург. — С пальцами ног вышло не так впечатляюще. Там ткани оказались сильнее повреждены. Но нам, по крайней мере, не пришлось ампутировать всю ступню».
Я не специалист, и мне кажется, что пальцы ног у нее словно попали в мясорубку: их почти полностью отсекло. Но когда Сото указывает на то место, где врачи собирались провести разрез для ампутации, становится очевидно, что случилось чудо: она проводит воображаемую линию по нижней части лодыжки.
Мне довелось много беседовать с Хью Герром, и я, мысленно представляя себе события того злосчастного похода, который он вместе с Джеффом Батцером некогда совершил в безлюдные снежные пустыни Нью-Гэмпшира, с легкостью могу вообразить не столь счастливый конец для тех историй, которыми со мной поделились Моралес и Сото. И Джефф Батцер, и Хью Герр очень ярко (даже через несколько лет после случившегося) описывали, что это такое — первые дни после утраты конечности. Я не забыл их рассказы, и меня всякий раз охватывало острое чувство дежавю, когда кто-то из пациентов этой флоридской клиники вспоминал, как врач или медсестра с мрачным лицом подходили к их больничной койке и извещали их о необходимости отнять конечность. Когда человеку сообщают такую новость, время словно бы останавливается.
Но судьба Моралеса и других пациентов, с которыми я встретился в тот день, сложилась совсем иначе. Жизнь будущих жертв несчастных случаев тоже может сложиться иначе — если только технологии регенеративной медицины продолжат развиваться столь же стремительно. Конечно же, пока эта отрасль делает лишь первые шаги. Но уже сейчас ясно, что организм обладает значительными возможностями для самоисцеления, которые мы только начинаем открывать и понимать. И это вызывает еще больше вопросов.
Если благодаря современной науке и биоинженерным методам мы научимся конструировать новые ноги, неотличимые от настоящих, перепрограммировать уже имеющиеся и менять их характеристики, даже выращивать себе дополнительные, — что еще мы сможем создавать? Какие другие — еще неведомые нам и не используемые нами — способности к регенерации, стойкому перенесению невзгод, преодолению привычных границ возможного таятся внутри нас, в других зонах нашего тела?
Иногда человек ограничен не в области движения, а в чем-то другом. Иногда человек утрачивает способность нормально воспринимать окружающий мир. Чем мы могли бы помочь таким людям?
Часть II
ВОСПРИЯТИЕ
Глава 4
Женщина, которая видит ушами
Нейропластичность и обучающие таблетки
Последнее, что увидела 21-летняя Пэт Флетчер перед взрывом: стальной резервуар с химикатами, стоявший рядом с ней, вдруг вспучился. Она с тревогой осознала, что пластмассовый шланг у нее в руке внезапно стал чересчур горячим. Потом весь мир ослепительно-ярко вспыхнул — и засиял голубым: именно такого цвета были языки пламени, которые охватили ее тело.
Очнувшись, Пэт подумала, что ей всё это снится: темный мир без всяких отличительных черт, как если бы она заблудилась в сером дымном тумане. Это отчасти объяснялось успокаивающими и обезболивающими, которыми ее накачали, а также тем, что ее лицо было замотано толстым слоем бинтов. Но вскоре к ее койке подошел мрачный врач. И Пэт узнала, что дело не только в этом. Она пострадала при несчастном случае на производстве: Пэт работала на военном заводе, выпускавшем гранаты. Причиной инцидента стала реакция между двумя летучими веществами. Она лишилась одного глазного яблока. Второй глаз уцелел, но оставался постоянно закрытым. Доктор сказал Пэт, что ей еще повезло: она могла вообще не выжить. Но он добавил: она больше никогда не сможет видеть, никакой надежды нет.
