Разумеется, не является никаким совпадением, что именно армейские специалисты составляют ту загадочную команду умников, которая занимается одним из самых перспективных проектов по части раскрытия тайны интуиции. Боевые действия — вещь опасная и смертоносная. Словно чтобы подчеркнуть это, мужчина, проходящий передо мной через металлодетектор в вестибюле, предлагает предварительно снять свой протез руки.
Шестое чувство, свойственное испытанным бойцам, очень ценится еще с каменного века, когда два племени пещерных людей впервые встретились на какой-нибудь равнине и атаковали друг друга при помощи дубинок. В годы вьетнамской войны истории о сотрудниках спецназа вроде Рэмбо, способных чуять опасность и останавливать свой патруль в нескольких футах от поджидающей засады, циркулировали так активно, что стали почти избитыми.
Ирак с его самодельными минами, спрятанными на самом виду, и гористая местность Афганистана, где так легко устраивать засады, оказались, вдобавок ко всему прочему, еще и идеальным испытательным полигоном для выяснения того, существует ли интуиция. Приступив к своим изысканиям, я выяснил: конечно же, почти с самого начала военных конфликтов в этих странах солдаты тайком обменивались байками, где встречались слова «интуиция», «нутром чуять» и «экстрасенс» — применительно к тем случаям, когда кто-то чудом уцелел, а кто-то спасся в последнюю секунду, «или вот еще у нас во взводе был один парень, так он всегда будто заранее знал, когда вот-вот всем наступит кирдык». И вскоре на это начали обращать внимание спецы из Пентагона.
«О таком часто слышишь, — говорит Питер Сквайр. Он занимается экспериментальной психологией и руководит сейчас очередным проектом ВМС по исследованию интуиции. — Обычно в подразделении имеется один человек с такими способностями, или же солдаты вспоминают о таком человеке, который нутром чуял, где мины. Подобные личности могут просто выйти, осмотреться и почувствовать: что-то не так. И они тут же замрут. И при этом часто оказывалось, что в реальных боевых условиях они таким манером обнаруживали самодельные взрывные устройства или что-то в этом роде».
В середине одного из дней 2006 г. тогдашний капитан-лейтенант Джозеф Кон, предшественник Сквайра, нейрофизиолог, окончивший Университет Брандайса, находился в Центре военно-морской авиации США (Орландо, штат Флорида) и разговорился на эту тему с одним полковником морской пехоты. Перед этим как раз выдалось несколько месяцев, в течение которых пресса успела описать целый ряд очень убедительных случаев проявления интуиции. Так, рассказывалось о сержанте, воевавшем в Ираке и предугадавшем взрыв бомбы, болтая с женой по мобильному телефону в интернет-кафе военной базы. Сержант заметил снаружи какого-то человека — и у него возникло, что называется, «предчувствие». Он стал внимательно наблюдать за незнакомцем и вскочил, как только тот подложил под стену какой-то пакет и пустился бежать. Наш сержант тут же закричал, чтобы все покинули помещение. Или взять историю об уцелевших бойцах канадского взвода, который попал в засаду на плантации марихуаны возле здания школы в афганском Кандагаре. Некоторые из них клялись, что в них зашевелилось «шестое чувство» за несколько мгновений до того, как талибанские ракеты разорвали утреннюю тишину.
В тот день в Орландо полковник заявил, что он не сомневается: к этим рассказам стоит прислушаться. Более того, он сообщил Кону, что в его собственном отряде тоже имелся сержант, наделенный шестым чувством, притом настолько острым, что всякому хотелось пойти в патруль именно вместе с ним.
«Казалось, он всегда заранее знает, когда пригнуться, когда стрелять. Заранее, еще до того, как что-то такое начнется, — сказал полковник Кону. — Если мы проводили зачистку зданий, он всегда чуял, когда дело вот-вот обернется скверно. Он-то как раз всегда и говорил другим парням:,А ну живо в укрытие!"»^
И тут полковник задал вопрос, который заставил Кона призадуматься:
— А у вас, док, не получится устроить так, чтобы люди могли делать всякие такие штуки?
Идея казалась довольно фантастической. Но работа Кона как раз и состояла в высматривании разного рода фантастических идей.
Кон сидит в тесном конференц-зале где-то в самой глубине лабиринта подземных «кишок Пентагона» и рассказывает мне свою историю. Этот коренастый моряк с ежиком волос, тронутых сединой, и лицом, на котором еще не проступили морщины, одет в коричневатую военно-морскую форму. Он только что прошел очередную обязательную проверку физической подготовки. Он шутливо замечает, что завалил бы взвешивание, если бы сегодня утром позавтракал. Впрочем, Кон подтянут и мускулист, как и большинство солдат, моряков и летчиков, повстречавшихся мне по пути в извилистых коридорах, освещенных флуоресцентными лампами.
В 1998 г. Кон получил в Университете Брандайса степень кандидата наук в области нейрофизиологии. С тех пор он использует полученные знания для того, чтобы разбираться в том, что происходит в голове у американских солдат, и пытаться усовершенствовать эти процессы. В середине 2000-х он был одним из руководителей программ в Управлении перспективных исследовательских проектов Министерства обороны США (Defense Advanced Research Projects Agency, DARPA). Официальная миссия Управления — финансировать научно-исследовательские идеи в сфере национальной безопасности, которые многим кажутся совершенно нереализуемыми. Более того, в организации, похоже, даже считают: чем сложнее воплотить идею, тем лучше.
Работа здешних менеджеров проектов состоит в том, чтобы ставить провокационные вопросы в надежде, что в результате удастся разработать новые технологии, лежащие далеко за пределами непосредственных армейских нужд (может быть, реальная потребность в них возникнет у армии не через пять и даже не через десять лет): эти технологии настолько сложны и фантастичны, что почти никакие другие правительственные организации или частные компании не пожелали бы их финансировать.
Именно DARPA заложило фундамент для возникновения Интернета и разработало систему глобального позиционирования (Global Positioning System, GPS). Управление финансирует исследования в области регенерации конечностей и кое-какие из самых передовых работ, касающихся протезирования, нейропластичности и приборов, обеспечивающих прямое взаимодействие мозга и компьютера.
Кон задался вопросом: нельзя ли действительно научиться выявлять интуицию как особое чувство — и даже количественно оценивать ее? Ему показалось: если это нечто такое, что реально происходит в мозгу, то наверняка должен существовать способ как-то отследить этот процесс, узнать, у каких людей он идет, а у каких нет. И наблюдать за ним в реальном времени. Это была очень вдохновляющая идея, поскольку (говорит Кон) «если это удастся сделать, тогда удастся придумать и методы тренировки этого качества».
«Как это вообще можно проделать — взять парня, выросшего где-нибудь в Монтане, высадить его на Ближнем Востоке, в чужой стране, и добиться, чтобы он внезапно обрел способность улавливать стимулы, признаки и намеки, которые сообщают ему: что-то не так? — вопрошает Кон. — Притом, что парень никогда раньше не видел этих мест и в детстве его не учили понимать эти стимулы и делать предсказания на их основе?»
