Чтобы доказать применимость такой методики в боевых условиях, Ребер и его команда сегодня пытаются продемонстрировать, что они могут получить аналогичные результаты в ситуации, больше напоминающей хаос реального мира. Сквайр попросил их разработать процедуру тестирования для пребывания в симуляторе опасной зоны: такие симуляторы используются для тренировки в «виртуальном пространстве» отдельных морпехов или целых подразделений, совместно выполняющих боевые задачи.
«К примеру, часть такой территории может походить на афганскую, — говорит Сквайр. — Мы хотели бы увидеть, нельзя ли вызвать те же интуитивные эффекты и какие модификации и тренировочные методы мы могли бы создать, чтобы такие эффекты проявлялись острее и быстрее. Симулятор может имитировать присутствие самодельных взрывных устройств, или снайперов, или террористов. При этом могут разрушаться какие-то обычные паттерны».
Это разрушение паттернов может быть не очень заметным: не всякий сумеет быстро заподозрить неладное, столкнувшись с легким обесцвечиванием почвы или оказавшись на непривычно тихой улице, где всегда царит такое оживление.
Кроме того, Ребер начал выяснять, как можно было бы научить бойцов распознавать такие «предчувствия» и понимать, когда нужно обращать на них внимание.
«Сознательная обработка информации и имплицитное обучение не всегда хорошо взаимодействуют, — отмечает Ребер. — Когда фокусируешься на одном, можно потерять из виду другое».
Поэтому Ребер действует в еще одном направлении: для этой работы он привлек своего коллегу Марка Бимена. Исследователи задались вопросом: что именно происходит в мозгу, когда мы испытываем озарение, — в тот самый момент, когда мы восклицаем: «ага!», когда нечто такое, что мы знали, сами того не осознавая, вдруг становится осознанным?
В ходе одного из тестов, проводящихся в лабораторных условиях, Бимен и его группа дает испытуемым три слова (например, «Адам», «глаз» и «раздор») и спрашивает, какое слово могло бы подойти ко всем трем.
«Обычно люди пытаются решить эту задачу, сознательно перебирая все ассоциации, какие только могут, — отмечает Ребер. — Но Марк показал, что таким методом задачу решить нелегко: часто получается, что люди при этом долго и мучительно размышляют. Никак не могут увидеть ответ, хотя чувствуют, что он где-то рядом. Но есть некоторый процент тестов, где они испытывают внезапное озарение… Они всё тужатся, тужатся, тужатся… и вдруг им приходит в голову: "А, яблоко! Это яблоко!"»
Хотя такие испытуемые неизменно сообщают, что ответ явился им как гром среди ясного неба, Ребер и Бимен убеждены: на самом деле эти внезапные озарения — результат процессов, связанных с имплицитной памятью.
«Идет особого рода нервная деятельность, которая затрагивает взаимосвязанные понятия и при этом происходит за пределами нашего сознания», — объясняет Ребер.
Анализируя картину активации нейронов в моменты до, во время и после озарения, Ребер и Бимен обнаружили нечто интересное: те участки мозга, которые активны во время озарения, оказываются примерно теми же участками, которые активны, когда испытуемые успешно выполняют задание совсем иного рода (то же самое касается и распределения неактивных участков, что, по-видимому, не менее важно).
В ходе этого второго задания наши два нейрофизиолога демонстрировали испытуемым изображения гигантских прописных букв, составленных из крошечных строчных букв, причем других (скажем, огромную Н, сделанную из десятков миниатюрных t). Участников эксперимента просили называть крупные буквы. Для правильного выполнения задачи следовало «отойти подальше», чтобы посмотреть на всю картинку в целом. Иными словами, требовалось перестать сосредоточиваться на деталях и заставить себя «увидеть лес за деревьями».
«Когда вам приходится это делать, у вас активизируется определенный участок передней лобной доли — и этот же участок возбуждается непосредственно перед тем, как вас вдруг осенит и вы воскликнете: "Погодите, да это же яблоко!"» — говорит Ребер.
Ученый надеется отыскать и продемонстрировать методы, способствующие появлению таких озарений, и придумать, как натренировать людей более внимательно относиться к своим интуитивным догадкам: он полагает, что для этого следует научить их распознавать соответствующее «внутреннее состояние» и плавно погружаться в него.
«Что это означает, если вы принимаете решения в реальном мире? Что нужно сказать пожарному? — задается вопросом ученый. — Может быть, надо ему сказать: не фокусируйтесь на подробностях, которые вы воспринимаете. Может быть, имеет смысл как бы сделать шаг назад, перестать так пристально концентрироваться на перцептуальных деталях и более глобально подумать обо всех этих обстоятельствах в целом, чтобы интуитивная информация понемногу просочилась в ваше сознание»^
* * *
Во многих находках исследователей, работающих под общим руководством Кона, есть определенная «интуитивная логика». Мне кажется вполне правдоподобным, что отработка визуальных навыков, основанная на повторении, помогает оттачивать умение распознавать угрозу. Более того, гипотеза Ребера о том, что людей можно натренировать так, чтобы они распознавали определенные «мозговые состояния», ассоциируемые с более эффективными действиями, вполне соответствует результатам некоторых более ранних работ, которые стали порождением программы «расширенного познания»
Эми Круз тоже интересовалась, нельзя ли определить, является ли человек специалистом по выполнению какой-то задачи, просто обследуя его мозг, и нельзя ли с помощью сканирования мозга отслеживать эти изменения по мере того, как человек из новичка постепенно становится профессионалом высшего класса.
Чтобы попытаться ответить на эти вопросы, Круз выделила финансирование Крис Берка, гендиректору компании Advanced Brain Monitoring (АВМ), на проведение серии удивительных экспериментов в рамках проекта под названием «Программа ускоренного обучения» [«Accelerated Learning Program»]. Компания АВМ, штаб-квартира которой находится в калифорнийском Карлсбаде, привлекла к этим опытам инструкторов по снайперской стрельбе с расположенной неподалеку военной базы Пендлтон. Эти инструкторы служили в морской пехоте и считались асами своего дела. Когда очередной доброволец прибывал на тестирование, Берка и ее команда присоединяли к его черепу плотную 24-канальную сетку электродов, подключали датчики для отслеживания темпа дыхания и работы сердца, а затем вручали испытуемому специально модифицированную винтовку «М-4», способную точно измерять такие параметры, как дрожание мушки и давление при нажатии на спуск. Потом Берка и ее коллеги просили этих опытнейших стрелков проделать все те действия, которые у них обычно предшествуют посыланию пули в цель. Экспериментаторам хотелось получить какие-нибудь интересные паттерны данных. И в самом деле, итоговые результаты опытов оказались поразительными.
«Мы обнаружили, что за две-пять секунд до выстрела, который приводил к идеальному попаданию, психофизиологическая картина у всех испытуемых была совершенно одна и та же», — отмечает Берка.
Частота сердечных сокращений уменьшалась. Затем следовал долгий, медленный вдох. А потом — выдох, который совпадал с выстрелом (снайперов учат выдыхать именно в момент нажатия на спусковой крючок). Но еще интереснее было присутствие двух ясно различимых электроэнцефалографических автографов. Один сводился к повышению так называемой «медианной тета-активности» — череды ритмично повторяющихся волн в тета-диапазоне (4–7 Гц: один герц здесь соответствует одному циклу «мозговых волн» в секунду). При этом отмечался и всплеск «альфа-активности» — в левом височно-теменном отделе мозга: речь идет об особой картине нейронных колебаний в диапазоне частот 7,5-12,5 Гц, которая, как полагают специалисты, ассоциируется с разного рода синхронными действиями.
