И самое важное — что произошло с Эталесом и почему? Кто увез МакКэффри из их дома и вынудил их ехать на восток, в Нью-Йорк? Последний вопрос, к сожалению, был единственным, который, как мне казалось, я мог задать.
— Это сделал Калигула, — сказал я, показывая на разрушенные цилиндры на холме. — Вот что имел в виду Инцитат, когда сказал, что император позаботился об этом месте.
Мэг повернулась ко мне, её лицо было словно каменное.
— Мы разберемся с этим. Завтра. Ты, я и Гроувер. Мы найдем этих людей, Пайпер и Джейсона.
Стрелы задребезжали у меня в колчане, но я не был уверен, была ли это стрела Додоны, привлекающая внимание, или дрожь моего собственного тела.
— А что, если Пайпер и Джейсон не знают ничего полезного?
Мэг стряхнула пыль с рук.
— Они — часть семерки, так? Друзья Перси Джексона?
— Ну… да.
— Тогда они знают. Они помогут. Мы найдем Калигулу. Мы исследуем эти дебри, найдем сивиллу и остановим огонь или что там еще.
Я был восхищен ее способностью описать наше задание такими выразительными словами.
С другой стороны, изучение дебрей меня не воодушевляло, даже с помощью двух более могущественных полубогов. В древнем Риме тоже были могущественные полубоги. Многие из них пытались свергнуть Калигулу. И все погибли.
И я всё вспоминал видение о сивилле, извиняющейся за ужасные вести. С каких пор оракул извиняется?
«Я бы спасла тебя, если бы могла. Я бы спасла ее».
Сивилла настаивала, чтобы именно я пришел освободить ее. Только я мог сделать это, даже если это и была ловушка.
Ловушки никогда мне не нравились. Они напоминали мне о моей старой зазнобе Бритомартиде. О, в какое количество ям для бирманских тигров я упал ради этой богини!
Мэг развернула ноги.
— Я собираюсь спать. Тебе тоже следует.
Спрыгнув со стены, она пошла по склону холма назад к Цистерне. А я, раз уж она не отдала мне прямого приказа спать, ещё долго просидел там, глядя в клубничную бездну и слушая хлопанье крыльев дурных знамений.
Глава 12
О, Пинто, Пинто!
Как мне жаль, что ты жёлтый!
Спрячусь на заднем
[12]
БОГИ Олимпа, разве я уже не достаточно настрадался?
Ехать из Палм-Спрингса в Малибу с Мэг и Гроувером само по себе было достаточно плохо. Вынужденные крюки при объезде зон эвакуации из-за лесных пожаров и час пик в утреннем Лос-Анджелесе сделали наш путь ещё хуже. Но неужели нам было обязательно ехать на горчичного цвета Форде Пинто тренера Хеджа 1979 года?
— Вы шутите? — спросил я, когда увидел друзей, вместе с Глисоном ожидающих меня у машины. — Неужели ни у кого из кактусов нет более хорошего… я имею в виду другого транспортного средства?
Тренер Хедж сердито взглянул на меня.
— Эй, приятель, ты должен быть благодарен. Это классика! Она принадлежала ещё моему прадедушке-козлу. Я поддерживал её в хорошем состоянии, так что вы, ребята, не смейте её испортить.
Я вспомнил свои последние поездки на машинах: солнечная колесница, падающая в озеро в Лагере Полукровок; Приус Перси Джексона, застрявший между двумя персиковыми деревьями во фруктовом саду на Лонг-Айленде; украденный Мерседес, несущийся по улицам Индианаполиса, управляемый тремя демоническими духами фруктов.
— Мы позаботимся о ней, — пообещал я.
Тренер Хедж посовещался с Гроувером, чтобы убедиться, что тот знает, как найти дом семьи Маклин в Малибу.
— Маклины, должно быть, всё ещё там, — задумчиво протянул Хедж. — Во всяком случае, я надеюсь на это.
— Что вы имеете в виду? — спросил Гроувер. — Почему они могут там не быть?
Хедж кашлянул.
— В любом случае, удачи! Передайте Пайпер привет, если увидите её. Бедное дитя…
Он развернулся и потрусил назад, вверх по холму.
Внутри Пинто пахло теплым полиэстером и пачули, что пробудило плохие воспоминания о том, как мы с Траволтой танцевали диско. (Забавный факт: его фамилия означает «сбитый с ног» на итальянском, что идеально описывает воздействие его одеколона на окружающих.)
Гроувер сел за руль, так как Глисон доверил ключи только ему. (Грубо.)
Мэг ехала на переднем сидении, оперев ноги в красных кедах на приборную панель и развлекала себя выращиванием лоз бугенвиллии вокруг лодыжек. Казалось, она пребывала в хорошем настроении, учитывая сеанс передачи детской трагедии прошлой ночью. Интересно, как у нее это получается. Я едва мог подумать о тех потерях, что она пережила, не проронив ни слезинки.
К счастью, у меня было достаточно пространства, чтобы поплакать в уединении, так как я застрял на заднем сиденье.
Мы отправились на запад по Трассе 10. Когда мы проезжали Морено-Валли, мне потребовалось какое-то время, чтобы понять, что не так: пейзаж, вместо того чтобы медленно становиться зелёным, оставался коричневым, температура была такой же высокой, а воздух — сухим и кислым, как будто пустыня Мохаве забыла о своих границах и распространилась по всему пути до Риверсайда. На севере небо было затянуто водянистым туманом, как будто весь лес Сан-Бернардино был охвачен огнем.
К тому времени, как мы достигли Помоны и попали в пробку, наш Пинто дрожал и хрипел, словно бородавочник, получивший солнечный удар.
Гроувер посмотрел в зеркало заднего вида на BMW, ехавшее прямо за нами.
— Взрываются ли Пинто, если в них врежутся сзади? — спросил он.
— Только иногда, — сказал я.
Во времена управления солнечной колесницей идея езды на транспортном средстве, объятом пламенем, никогда не беспокоила меня, но после того как Гроувер сказал об этом, я принялся оглядываться, мысленно желая, чтобы BMW отстало.
Я отчаянно хотел позавтракать — и не холодными остатками вчерашних энчилад. Я бы уничтожил греческий город за чашку кофе и, возможно, приятную долгую поездку в направлении, противоположном тому, куда мы ехали.
Мой разум поплыл. Я не знаю, были ли это настоящие сны наяву, вызванные моими вчерашними видениями, или моё сознание пыталось сбежать с заднего сидения Пинто, но я начал воспоминать Эритрейскую сивиллу.
Я уже вспомнил её имя: Герофила, друг героев.
Я увидел её родину, залив Эрифр, побережье которого однажды станет Турцией. Полумесяц из обдуваемых ветром золотых холмов, утыканных хвойными деревьями, протянулся к холодным голубым водам Эгейского моря. В небольшой лощине, рядом со входом в пещеру, пастух в домотканной шерстяной одежде стоял на коленях рядом со своей женой, наядой расположенного неподалёку источника, в то время как она рожала их ребёнка. Я избавлю вас от подробностей, скажу только одно: когда мать закричала во время последней схватки, ребёнок появился из ее утробы, не плача, а поя — её прекрасный голос наполнил воздух звуком пророчеств.
