Она помогла мне подняться.
Я пытался подобрать слова, чтобы удовлетворить её требование. Я совершил ошибку, посмотрев на Медею, взгляд которой был таким же парализующим, как и у её драконов. На её лице я увидел злобное ликование и агрессивное рвение её дедушки Гелиоса, каким он был в дни былой славы, прежде чем ушёл в небытие, прежде чем я занял его место в качестве хозяина солнечной колесницы.
Я вспомнил, как умер император Калигула. Он готовился покинуть Рим, чтобы отправиться в Египет и создать новую столицу там, где люди знали о богах на земле. Он хотел сделать себя воплощением бога — Неос Гелиосом, Новым Солнцем — не только на словах, но и буквально. Вот почему его преторы так стремились убить его в тот вечер, перед тем как он покинет город.
«Какая у него конечная цель?» — спросил как-то Гроувер.
Мой сатирский духовный наставник был на правильном пути.
— У Калигулы всегда была одна цель, — прохрипел я. — Он хочет быть центром
мироздания, новым богом солнца. Он хочет занять моё место, как я когда-то занял место Гелиоса.
Медея улыбнулась.
— С более хорошим богом такого бы не случилось.
Пайпер переместилась.
— Что ты имеешь в виду под… «занять место»?
— Заменить! — сказала Медея, а затем начала считать на пальцах, словно давая кулинарные советы на дневном телевидении. — Во-первых, я вытяну каждый кусочек бессмертной сущности Аполлона, которой в данный момент не так уж много, так что это не займёт много времени. Затем я добавлю его сущность к тому, что у меня уже есть — остаткам сил моего дорогого покойного дедушки.
— Гелиос, — сказал я. — То пламя в лабиринте. Я… я узнал его гнев.
— Ну, дедушка немного не в духе, — пожала плечами Медея. — Такое бывает, когда твоя жизненная сила практически исчезает, а затем твоя внучка призывает тебя понемногу, пока ты не становишься восхитительной бушующей огненной бурей. Я бы хотела, чтобы ты страдал так же, как страдал Гелиос — вопя тысячелетиями в состоянии полузабытья, но при этом осознавая свою потерю в достаточной мере, чтобы чувствовать боль и возмущение. Но, увы, у нас не так много времени. Калигула беспокоится. Я заберу то, что осталось у тебя и Гелиоса, вложу эту силу в моего друга-императора, и вуаля! Новый бог солнца!
Мэг хмыкнула.
— Это тупо, — сказала она, будто Медея предложила новое правило для пряток. — Ты не можешь этого сделать. Ты не можешь просто уничтожить бога и создать нового!
Медея не удосужилась ответить.
Я знал, что то, что она описала, вполне возможно. Императоры Рима сделали себя полубожественными, просто создав культ среди населения. За прошедшие века несколько смертных сделали себя богами или были возведены в ранг бога олимпийцами. Мой отец, Зевс, сделал Ганимеда бессмертным просто потому, что он был милым и знал, как подавать вино!
Что касается уничтожения богов… большинство титанов были убиты или изгнаны тысячи лет назад. А теперь здесь стою я, простой смертный, лишённый всякой божественности в третий раз просто потому, что папочка хотел преподать мне урок.
Для колдуньи, подобной Медее, такая магия была доступна, при условии, что её жертвы были достаточно слабы, чтобы их победить — например, остатки давно исчезнувшего титана или шестнадцатилетний дурачок по имени Лестер, который угодил прямо в её ловушку.
— Ты уничтожишь своего собственного дедушку? — спросил я.
Медея пожала плечами.
— Почему бы и нет? Вы, боги, все являетесь одной семьёй, но постоянно пытаетесь убить друг друга.
Ненавижу, когда злые колдуньи оказываются правы.
Медея протянула руку к Мэг.
— А теперь, моя дорогая, запрыгивай ко мне. Твоё место рядом с Нероном. Тебе всё простят, я обещаю.
Чары пропитывали её слова, как гель Алоэ Вера — вязкие и прохладные, но каким-то образом успокаивающие. Я не знал, как Мэг могла бы им воспротивиться. Её прошлое, её приёмный отец и особенно Зверь никогда не покидали её мыслей.
— Мэг, — возразила Пайпер, — не позволяй никому из нас говорить, что тебе делать. Прими своё собственное решение.
Благословите интуицию Пайпер, обращающуюся к упрямству Мэг. И благословите своевольное, покрытое сорняками маленькое сердце Мэг. Она встала между мной и Медеей.
— Аполлон — мой тупой слуга. Ты не можешь его забрать.
Колдунья вздохнула.
— Я ценю твою смелость. Нерон говорил мне, что ты особенная. Но у моего терпения есть границы. Мне стоит показать, с чем ты имеешь дело?
Медея ударила поводьями, и драконы атаковали.
Глава 17
Фил и Дон мертвы
Прощай, любовь и счастье
Хай, безголовье
Я не меньше любого другого божества люблю переезжать людей на колесницах, но от перспективы быть перееханным самому в восторг не прихожу.
Драконы уже рванулись на нас, а Мэг осталась стоять, где стояла, что было одновременно восхитительно и самоубийственно. Я попытался решить, что сделать: спрятаться за Мэг или отскочить в сторону (оба варианта были менее восхитительными, но также и менее самоубийственными), но тут необходимость выбирать отпала. Пайпер метнула кинжал, и тот вонзился в глаз левого дракона.
Левый Дракон закричал от боли, врезался в Правого, и колесницу повело в сторону. Медея пронеслась мимо, на безопасном расстоянии от мечей Мэг, и исчезла в темноте, оскорбляя своих питомцев на древнеколхидском — языке ныне мёртвом, но включающем в себя двадцать семь синонимов для «убить» и ни одного варианта для «Аполлон жжёт». Я ненавижу колхидцев.
— Ребята, вы в порядке? — спросила Пайпер.
Кончик носа у неё обгорел, а перо гарпии в волосах тлело. Такое случается, если тесно пообщаться с перегретыми ящерицами.
— Всё хорошо, — проворчала Мэг. — Мне даже не пришлось ничего протыкать.
Я показал на пустые ножны для кинжала Пайпер.
— Хороший бросок.
— Да, но мне бы кинжалов побольше. Похоже, мне придётся вернуться к использованию дротиков.
Мэг покачала головой.
— Против этих драконов? Ты видела их бронированную шкуру? Я сражусь с ними своими мечами.
Вдалеке Медея продолжала кричать, пытаясь взять своих чудовищ под контроль. Колеса резко заскрипели, и я понял, что колесница развернулась для второй попытки.
— Мэг, — сказал я. — Медее достаточно произнести своим чарующим голосом одно слово — и ты побеждена. Если она в нужный момент велит тебе споткнуться…
Мэг посмотрела на меня с негодованием, будто я был виноват в том, что у волшебницы чарующий голос.
— Мы можем как-нибудь заставить Магическую Леди заткнуться?
