В моём положении, лицом назад, мне открывался великолепный вид на стриксов, вихрем вырывавшихся из теней. Их желтые глаза вспыхивали, как монетки в мутном фонтане. Десяток птиц? Больше? С учётом того, как мы намучились с одним стриксом, я был не в восторге от наших шансов против целой стаи, особенно на узком и скользком пандусе, где мы представляли собой такие заманчивые цели. Вряд ли Мэг смогла бы помочь всем этим тварям самоубиться о стену.
— Арбутус! — крикнул я. — Стрела сказала, что стриксов отпугивает какой-то арбутус!
— Это растение, — Гроувер хватал ртом воздух. — Кажется, я с ним когда-то встречался.
— Стрела, — спросил я, — что такое арбутус?
— СИЕ МНЕ НЕВЕДОМО! РОЖДЕНИЕ В РОЩЕ НЕ ДЕЛАЕТ МЕНЯ САДОВОДОМ!
Я с отвращением сунул стрелу обратно в колчан.
— Аполлон, прикрой меня, — Мэг сунула один из своих мечей в мою руку, затем покопалась в поясе садовника, нервно косясь на стриксов, поднимающихся всё выше.
Я не был уверен, каким образом, по мнению Мэг, я должен был ее прикрывать. Я был полный ноль по части фехтования, даже не будучи примотанным скотчем к спине сатира, а цели передо мной подразумевали проклятие тому, кто их убьет.
— Гроувер! — крикнула Мэг. — Мы можем узнать, что это за растение — арбутус?
Она разорвала первый попавшийся пакет и бросила семена в воздух. Те лопались, как зерна нагретого попкорна, превращаясь в бататы размером с гранату, с зелеными, покрытыми листвой стеблями. Затем они полетели вниз, навстречу стае стриксов, задев парочку и вызвав изумлённое кудахтанье, но птицы продолжали приближаться.
— Это клубни, — прохрипел Гроувер. — Я думаю, арбутус — фруктовое растение.
Разорвав второй пакетик семян, Мэг осыпала стриксов стремительно вырастающими кустами, усыпанными зелёными плодами. Птицы просто их облетели.
— Виноград? — спросил Гроувер.
— Крыжовник, — сказала Мэг.
— Ты уверена? Форма листьев…
— Гроувер! — прервал его я. — Давайте ограничимся военной ботаникой. Что такое… УТКА
[2]!
Теперь, великодушный читатель, посуди сам. Спрашивал ли я о том, что такое утка? Разумеется, нет. Вопреки последующим жалобам Мэг, я пытался предупредить ее о том, что ближайший стрикс летит прямо ей в лицо.
Она не поняла мое предупреждение, в чем не было моей вины.
Я взмахнул одолженным скимитаром, пытаясь защитить свою юную подругу. Только моя никуда не годная меткость и быстрые рефлексы Мэг помешали мне ее обезглавить.
— Прекрати это! — крикнула она, отбив стрикса в сторону вторым клинком.
— Ты сказала «прикрой меня»! — запротестовал я.
— Я не имела в виду… — она вскрикнула от боли, пошатнувшись, когда на ее правом бедре появился кровавый порез.
А потом нас поглотила злобная буря когтей, клювов и чёрных крыльев. Мэг бешено размахивала скимитаром. Стрикс бросился мне в лицо, готовый выцарапать мне глаза, когда Гроувер сделал кое-что неожиданное: закричал.
«Ну и в чем здесь сюрприз?» — спросите вы. Когда вас облепили птицы, пожирающие внутренности, самое время кричать.
Верно. Но звук, исходивший изо рта сатира, не был обычным криком.
Он раскатился по комнате, как ударная волна бомбы, рассеивая птиц, сотрясая камни и внушая мне чувство холодного, необъяснимого страха.
Не будь я примотан скотчем к спине Гроувера, я бы сбежал. Я бы и с пандуса спрыгнул, лишь бы убраться от этого звука. Когда он раздался, я уронил меч Мэг и закрыл руками уши. Мэг, лёжа ничком на пандусе, окровавленная и, без сомнения, уже частично парализованная ядом стриксов, свернулась в клубок и спрятала голову в ладонях.
Стриксы улетели обратно вниз, в темноту.
Мое сердце бешено колотилось. Адреналин захлестывал меня. Мне пришлось несколько раз глубоко вдохнуть, прежде чем я снова смог говорить.
— Гроувер, — сказал я, — ты только что вызвал Панику?
Я не мог видеть его лицо, но чувствовал, что он дрожит. Он лёг на пандус и перекатился набок, так что я уставился в стену.
— Я не собирался, — голос Гроувера был хриплым. — Не делал этого несколько лет.
— П-паника? — спросила Мэг.
— Крик пропавшего бога Пана, — сказал я и от одного упоминания его имени загрустил.
Ах, как хорошо мы с богом природы проводили время в древности, как скакали и плясали в глуши! Скакал Пан первоклассно. Затем люди уничтожили большую часть дикой природы, и Пан растворился в небытии. Вы — люди. Вы лишаете нас, богов, всего хорошего.
— Никогда не слышал, чтобы кто-то кроме Пана использовал эту силу, — сказал я. — Как?
Гроувер издал звук — наполовину вздох, наполовину рыдание.
— Долгая история.
Мэг хмыкнула.
— Так или иначе, мы избавились от птиц.
Я услышал, как она разрывает ткань, вероятно, делая повязку для своей ноги.
— Ты парализована? — спросил я.
— Да, — пробормотала она. — Ниже талии.
Гроувер завертелся в нашей сбруе из скотча.
— Я по-прежнему в порядке, но обессилел. Птицы вернутся, и теперь я никак не смогу нести тебя вверх по пандусу.
Я не сомневался в его словах. Крик Пана мог напугать практически все, что угодно, но расходовал очень много магии. Каждый раз после его применения Пан засыпал на три дня.
Под нами по Лабиринту эхом разносились крики стриксов. Их верещание уже звучало так, словно испуганное «Летим отсюда!» сменялось на озадаченное: «Почему мы летим оттуда»?
Я попытался пошевелить ступнями. К моему удивлению, я теперь чувствовал пальцы ног в носках.
— Может кто-нибудь освободить меня? — спросил я. — Думаю, яд теряет силу.
Мэг, лежа, перепилила скимитаром скотч, обмотанный вокруг меня. Мы трое прижались спинами к стене — три вспотевших, унылых, жалких кусочка приманки для стриксов, ожидающие своей смерти. Под нами крики роковых птиц становились все громче. Скоро они вернутся, злые, как никогда. Над нами, на высоте около пятидесяти футов, едва видный в тусклом блеске мечей Мэг, наш пандус упирался в куполообразный кирпичный потолок.
— Вот вам и выход, — сказал Гроувер. — Я был уверен… Этот котлован так похож на…
Он тряхнул головой так, будто не мог сказать, на что надеялся.
— Я не собираюсь здесь умирать, — проворчала Мэг.
Её внешний вид говорил обратное. Костяшки её пальцев были в крови, а колени ободраны. Зелёное платье — подарок мамы Перси Джексона — выглядело, как видавшая виды когтеточка саблезубого тигра. Она оборвала леггинсы слева, чтобы остановить кровотечение на бедре, но ткань была уже мокрой насквозь.