— Да, — Гроувер нервно сглотнул. — Думаю, хоть что-то от неё осталось. Давайте узнаем это.
Глава 4
Приветствую! Тут
Камни, песок, руины!
А ещё камни!
МНЕ сказали, что я все-таки достиг поверхности.
Ничего не помню.
Мэг была частично парализована, Гроувер почти нес меня половину пути наверх, так что кажется неправильным, что тем, кто упал в обморок, был я, но что я могу сказать? Тот фа-минорный аккорд из «Strawberry Fields Forever», должно быть, отнял у меня больше сил, чем я осознавал.
Но зато я помню свои лихорадочные сны.
Мне явилась элегантная смуглая женщина. Ее длинные каштановые волосы были собраны в пучок, отливающее серебром платье без рукавов трепетало на ветру легко, как крылья мотылька. На вид ей было лет двадцать, но глаза ее казались черными жемчужинами. Их тяжелый блеск формировался веками, подобно защитной оболочке, под которой таятся невыразимые печаль и разочарование. Это были глаза бессмертного, глаза, видевшие крушение великих цивилизаций.
Мы с ней стояли на каменной платформе на краю чего-то, похожего на крытый бассейн, наполненный лавой. Воздух мерцал от жара. Пепел обжигал глаза.
Женщина воздела руки в умоляющем жесте. Ее запястья были перехвачены раскаленными докрасна железными оковами. Цепь, что приковала ее к платформе, почти плавилась от жара, но горячий металл, кажется, не причинял ей вреда.
— Мне жаль, — произнесла она.
Я откуда-то знал, что она говорит не со мной. Я был лишь наблюдателем, глядящим на происходящее глазами кого-то другого. Она только что принесла этому человеку сокрушительно плохие новости, хотя я не имел ни малейшего понятия, что за сообщение это было.
— Я бы спасла тебя, если бы могла, — продолжила она. — Я бы спасла ее. Но я не могу. Скажи Аполлону, что он должен прийти. Только он может освободить меня, даже если это… — женщина захлебнулась воздухом, словно осколок стекла врезался ей в горло. — Семь букв, — прохрипела она. — Начинается с Л.
«Ловушка, — подумал я. — Ответ — ловушка».
Я был слегка взволнован, как это бывает, когда смотришь по телевизору шоу-викторину и знаешь ответ на заданный вопрос. И думаешь, что, если бы ты был игроком, ты выиграл бы все!
А потом я вдруг понял, что мне не нравится эта викторина. Особенно если ответ — ловушка. Особенно если эта ловушка и есть единственный приз, что меня ожидает.
Образ женщины растаял в пламени.
Я оказался в другом месте. Это была крытая терраса с видом на залитую лунным светом бухту. Вдалеке, окутанный туманом, возвышался знакомый темный силуэт Везувия, каким он был до того, как извержение 79-го года нашей эры разнесло его вершину в куски, разрушив Помпеи и уничтожив тысячи римлян. (Можете винить в этом Вулкана. У него тогда выдалась непростая неделька.)
Вечернее небо было цвета свежего кровоподтека, береговая линия освещалась только светом костров, луны и звезд. Мозаичный пол под моими ногами посверкивал золотыми и серебряными плитками. Немногие римляне могли позволить себе подобную роскошь. Разноцветные фрески на стенах были задрапированы шелком, который наверняка стоил сотни тысяч денариев. Я понял, где нахожусь: императорская вилла, один из многих дворцов увеселений, окаймлявших Неаполитанский залив в первые дни империи. По идее, такое место, как это, должно было всю ночь сиять яркими огнями, демонстрируя богатство и величие владельца, но факелы на этой террасе не горели, обернутые черной тканью.
В тени колонны лицом к морю стоял худой молодой человек. Его лица не было видно, но вся его поза выражала нетерпение. Он подергивал свои белые одежды, то и дело скрещивал руки на груди и стучал по полу обутой в сандалию ногой.
Появился еще один человек, вышедший на террасу со звоном доспехов и тяжелым дыханием плотно сложенного воина. Его лицо было скрыто под шлемом преторианской гвардии.
Он преклонил колени перед юношей.
— Дело сделано, принцепс.
Принцепс. Латинское слово, означающее «первый в ряду» или «первый среди граждан», — миленький эвфемизм, который римские императоры использовали, чтобы прикрыть полную неограниченность своей власти.
— На этот раз ты уверен? — спросил юный, пронзительный голос. — Мне не нужны сюрпризы.
— Совершенно уверен, принцепс, — прокряхтел претор.
Охранник вытянул вперед свои массивные волосатые предплечья. Кровавые царапины сверкнули в свете луны, будто кто-то в отчаянии вцепился в его плоть ногтями.
— Что ты использовал? — голос молодого человека звучал заинтересованно.
— Его собственную подушку, — сказал мужчина. — Это был самый простой способ.
Юноша рассмеялся.
— Старый козел заслужил это. Я годами жду его смерти, вот мы наконец объявляем, что он сыграл в ситулу
[4], — и у него хватает наглости проснуться снова? Я так не думаю. Завтра будет новый, более хороший для Рима день.
Он вышел из тени, и свет упал на его лицо — лицо, которое я надеялся никогда больше не увидеть.
Он был привлекательным в худом, угловатом смысле этого слова, хотя его уши слегка торчали. У него была кривая улыбка, а глаза лучились нежностью барракуды.
Даже если ты не узнаешь этих черт, дорогой читатель, я уверен, что ты встречался с ним. Он — тот самый школьный задира, слишком обаятельный, чтобы его в чем бы то ни было заподозрили; тот, кто придумывает самые жестокие розыгрыши, заставляет других выполнять свою грязную работу и умудряется сохранять идеальную репутацию у учителей. Он — тот самый мальчик, что отрывает лапки насекомым и мучает бродячих животных, заливаясь при этом таким чистым радостным смехом, что ты готов поверить в полную невинность и безвредность его забав. Он — тот самый ребенок, что крадет мелочь с подноса с пожертвованиями как раз за спиной пожилых леди, которые хвалят его за то, какой он милый мальчик.
Он — все эти люди, воплощение такого типа зла.
И сегодня у него новое имя, которое точно не предвещает Риму лучших дней.
Преторианец склонил голову.
— Аве, цезарь!
Я очнулся ото сна, сотрясаясь всем телом.
— Очень вовремя, — сказал Гроувер.
Я сел. Голова пульсировала. Во рту был привкус пыли стрикса.
Я лежал на склоне холма с видом на пустыню под чем-то вроде самодельного навеса из куска голубого брезента. Солнце клонилось к закату. Мэг спала рядом, свернувшись калачиком, ее рука покоилась на моем запястье. Наверное, это было бы даже мило, если бы я не знал, где побывали ее пальцы. (Подсказка: у нее в носу).
