Если же русские купцы повезут в Индию настоящий янтарь, индийские храмы станут покупать только его, а потом получать от своих верующих втрое больше за каждую дымящуюся палочку.
— Да, я проглядел, что русские повезли янтарь в Индию. Поэтому завтра я пойду на Русь войной! — разгорячился великий султан.
— На русских нельзя ходить войной! — веско и очень медленно сообщил султану Эль Му Аль Лим. — Это наши братья по древней вере!
— У руссов сейчас вера в иудейского бога Христа! — зло напомнил султан главному мореходу Аравии.
— У них сначала православие, а потом всё остальное! — рыкнул Эль Му Аль Лим. — Слушай меня, дураков не слушай!
— Слушаю, многомудрый, слушаю!
— Хорошо меня слушай! Но между нами и руссами не возбраняется война купцов. Если кто из купцов, то ли рус, то ли араб, привезёт лучший товар да подороже его продаст, тот и победил! Посему янтарь у руссов можно купить, украсть, сжечь. Но силой отбирать? Аллах покарает таких разбойников!
— Я пошлю вдогонку за русскими своих людей, и они украдут их янтарь! — согласился великий султан. — Через год... нет, через шесть месяцев... весь русский янтарь будет лежать вот на этом ковре у ваших ног!
— Алла бисмилля! — сказал на то заверение главный морской араб и покинул султанский дворец.
— На всё воля Аллаха! — повторил про себя великий султан и долго неразумно глядел на шёлковый шнурок, брошенный самым главным мореходом Аравии на огромный персидский ковёр.
Петли на шнурке не виднелось, слава аллаху. Но и такой шнурок лишь одно мгновение ласкает кожу горла. Потом горло перестаёт глотать воздух...
* * *
Самый молодой из княжеских книгочеев именем Никола Моребед сказывал свой урок, расхаживая по конюшенному дому. Проня Смолянов и Бусыга Колодин смирно сидели за столом и внимали.
— Афанасий Никитин, — складно говорил Никола-книгочей, — не расчёл нового устройства мира после нашего исхода с персидских земель. Он, думаю, имел у себя древние летописные своды и даже картографии, по которым наши далёкие предки вели торговые пути. Самый главный торговый путь проходил по берегу аравийского моря прямо в Индию, когда мы жили в Вавилонии... И даже далее Индии, в страну Ас Сина, что ныне зовётся Корея...
Тут встрял Бусыга Колодин, чтобы громким Толосом хоть на три мига разбудить своего вечно сонного шурина:
— Ну и что, если Афанасий пошёл в Индию, когда мир уже изменился? Ведь не убили же его? А даже дали расторговаться!
— Афанасий Никитин, — повторил Никола Моребед, взял плётку и той плёткой огрел стол прямо рядом с мордой дремлющего Проню Смолянова. Проня сел прямо и перестал дышать, — всё делал правильно. Кроме одного. Он не учёл неписаные законы арабской торговли нонешнего времени в Индиях. А она поставлена на одном — торгует араб! Остальные — покупают!
— Так Афанасий же только покупал! — встрепенулся теперь и Проня.
— Но коня-то он продал! С коня-то он те деньги и поимел, на каковские купил драгоценные камни и разные пряности.
— Подумаешь — конь! — заспорил Проня. — Он поживёт да помрёт. Ежели бы Афанасий привёз в Индию нашу пушнину да льняные рубашки, что ткут невестам! Тогда бы — ого!
— Повторяю! — Никола Моребед для порядка ещё раз саданул плёткой по столу. — Торговать арабы запретили! Можно токмо, что покупать. И весь сказ!
* * *
Проня Смолянов оглядел обеденный стол великого князя Московского. Окромя полпива, ничего существенного на столе не стояло. Великий князь заметил прищур Прониных глаз. Мотнул головой в сторону Шуйского. Тот нешутейно полоснул Проню плёткой по спине.
— Ой! — Проня быстро сел на скамью, подальше от великого князя.
Иван московский съел миску простокваши с медовой водой, потёр чесноком горбушку ржаного хлеба, умял и её, откинулся от стола:
— Как учёба, движение есть?
— Будет, — оторвался от бараньих рёбер с кашей Никола Моребед. — Но пойдёт быстрее, ежели вот этот чурбан станет у нас магометанином.
Проня мигом соскочил с лавки, прижался к стене горницы:
— Да ни в жизнь. Хоть вешайте!
— Внешне — магометанином, — холодно проговорил Никола Моребед.
Бусыга Колодин от его голоса аж поёжился. Никола Моребед по крови был мордвин. А мордвины там, откуда вместе с ними пришли русские боевые отряды, то бишь в Вавилонии, в Шумере да в Египте, а потом и в Царьграде, они там исполняли тяготную жреческую службу — упокаивали мёртвых. Они же брали людские жертвы для Православного Бога Быка, Баала...
— Вели, чтобы московский имам ко мне к вечеру зашёл, — строго сказал Николе Иван Третий. — Я ему за будущие мусульманские уроки серебра отсыплю и дам малость красного кирпича. Он хочет придел к своей мечети пристроить, так пускай.
— А мне что прикажете? — хрипло спросил стоящий у стены Проня Смолянов.
— А ты станешь носить халат, который застегнёшь встречь солнцу, да в том халате — молитвенный коврик, — сурово пояснил Никола Моребед. — А когда будешь в Индиях, как заметишь, что тамошние мужики падают на колени на коврики, тотчас и сам падай. В ту же сторону падай, что и магометане! И бормочи ...
— Чего бормотать?
— Имам вечером научит. А Шуйский намочит свою плётку в соляном растворе да попросит тебя тот магометанский урок повторить.
Проня Смолянов отделился от стены, сел на своё место, ухватил большой кус баранины, каши не взял. Проговорил, кусая мясо:
— Вы меня пугаете, чтобы я мало ел и отощал, как магометанин в праздник Рамадан. Я не из пужливых.
— Ну-ну, — ответил великий князь. — Ладно. Я пойду в свою светлицу подремать до вечерней молитвы, а вы тут много не пейте. Поутру будет вам дело... — какое дело, великий князь не сказал. Вышел.
Никола Моребед тут же начал, зараза, учить Проню:
— Магометанам не дозволяется: есть свинину и кислый хлеб, пить водку, медовуху, жидовский самогон, тратить силы на чужих жён, обманывать в денежном расчёте, обижать стариков, детей и коней. Магометанам не разрешается...
— А я магометанского языка не знаю! — проорал Николе Проня. — И тем самым могу угробить весь княжеский план!
Шуйский опять резнул плёткой по столу:
— Через месяц станешь у меня гыркать, как казанский татарин на московском базаре!
— А почему это — у тебя? — возмутился Проня.
— А потому, что я, видя твою лень и притворство, сам стану оплачивать твоё обучение. По своей природной стервозности, я на этот счёт денег не пожалею! А потом с тебя спрошу либо деньги, либо урок!
— Он, боярин, парень способный, — встрял Бусыга Колодин. — Он быстро всему научится!
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Великий князь Московский Иван Третий сам стянул сапоги, разобрал постелю, зашторил оконце и лёг в угловой, малой светлице.
