— О, мудрый дядя великого хана и многомудрый Советник повелителей! — склонился перед стариком Караван-баши. — Жизнь в степи бедна на события. И если кто ел трупы наших павших от холода и голода животных, это не наша вина. Ты видишь, только десятую часть животных нашего каравана. Но мы-то знаем, что трупы есть нельзя. Разве ваши люди этого не знают?
Бео Гург вдруг заметил, что Старец не слушает Караван-баши, а злыми глазами смотрит на руку Бео Гурга. Старец, вдруг сделал два шага назад, закричал:
— Нет! Впереди вас бежит праведный слух! Вы ограбили мёртвого целителя, великого целителя всей Степи, Болата Омара Улуя! — его тонкий указательный палец тянулся к полоске ткани, что самолично повязал на спасённую руку Книжника великий целитель Омар Улуй. — Это его знак змеи с колоколом смерти на хвосте! На священной белой ленте!
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
— Тут ведь так: не хочешь жить — не живи. А мы хотим. Подумай над этим, Старец, — громко говорил Книжник, зацепив обрубком левой руки белобородого Старца за шею, а лезвием ножа в правой руке упираясь ему в ребро. Говорил он по-арабски, но слова его складывались в гибельную тональность.
Бео Гург волок Старца под защиту куреня, а Караван-баши стоял на месте и громко кричал в сторону всадников грозные, ругательные слова. Проня на всякий случай пальнул из пищали, свинец постриг траву прямо под ногами монгольских коней. Кони рванулись в степь, всадники на них завизжали и завыли. Толстый человек, контайша Зайсан, упал, спрятался за бортом повозки.
Караван-баши, увидев, что Книжник и Старец скрылись за тюками куреня, смело подошёл к повозке контайши.
— Ты большой начальник и мудрый человек, — сказал Караван-баши. — Ты понимаешь, что в этом мире можно ошибаться хоть каждый день. Я пришёл под твою руку без оружия, в плен. Я важный человек у русских купцов, моё звание Му Аль Кем. У тебя важный человек вон тот, седобородый, дядя нового хана этих монгольских земель. Его, ты видел, уважительно укрыли в нашем стане. Мы обменялись важными людьми, контайша Зайсан. До тех пор пока рождённая между нами ложь не превратится в правду.
Из всего сказанного лишь весть о новом хане заставила контайшу поднять голову над бортом повозки:
— Как зовут нового хана наших земель?
— Урген Тай, да пребудет с ним сила и пусть не иссякнет молоко у его кобылиц!
Здоровый, высокий воин, охранник контайши, больно уколол начальника русского каравана копьём в бок и прорычал:
— От кого ты узнал эту дурную весть о новом хане? Нам её не привозили!
— Да, да, — поспешно подтвердил контайша Зайсан, — Нам эту весть не привозили. И, шайтан вас забери, воины, свяжите этому пленному руки и ноги!
Здоровенный воин сразу накинул на голову Караван-баши волосяной хомут, но тот ловко продел в петлю руки и быстро снял опасную удавку с горла.
От русского купеческого куреня заорали. Орал Проня, как самый голосистый:
— Му Аль Кем! Му Аль Кем! Старец спрашивает, есть ли на шее у воина, который тебя колол копьём, толстый рубец на шее? Там, где левое ухо? — Проня орал по-русски. Кто здесь его поймёт?
Здоровенный воин старательно вязал сзади руки Караван-баши. Пониже левого уха на его шее багровел толстый рубец.
— Есть! — крикнул в ответ Караван-баши.
— Тогда наша война уже закончилась!
От русского куреня в сторону монгольского отряда свободно зашагали и Книжник, и дядя нового хана.
* * *
Здоровенный воин, что имел отметину на шее, крепко связанный, катался по земле и дико выл.
Контайша Зайсан не вылез из своей повозки, а так внутри её и сидел, угрюмо и задумчиво жевал полоску вяленого конского мяса.
— Мы ищем справедливости, о, великий наместник этих земель, — говорил жующему Бео Гург. —Поэтому просим тебя — отправь в ту сторону, откуда мы пришли, своих людей. Они обернутся за двадцать дней! И подтвердят наш рассказ о преступлении твоего воина с отметиной на шее. Он бросил умирать от голода свою жену и детей.
— И своего отца, великого целителя Омара Улуя! — добавил Старец.
Контайша Зайсан достал из своего мешка новую полоску копчёной конины и снова стал жевать. Он не отвечал.
Караван-баши, которому Проня принёс в широком горшочке кашу со свиным салом, мотнул Проне головой:
— Иди в курень. Там приготовься стрелять быстро. По-моему, разговоры кончились.
Бео Гург хотел говорить контайше далее, но заметил отмашку руки Караван-баши. Да, разговоры кончились. А кочевники эти... Что за народ? Бросили переговоры, расселись жрать... Хотя если подумать, им-то что, простым воинам? Им хорошо поесть — как награда. Сейчас поедят, потом раздербанят неизвестный караван.
Вдруг всё в стане кочевников взметнулось мигом. Замелькали сабли, вздыбились пики, по-над озером разнеслось кряхтение, хрипение, стон. Бео Гург лишь успел заметить, как голова контайши Зайсана, пока летела из повозки на землю, продолжала жевать. И снова стало тихо. Половина воинов лежала мёртвой у костров, их уже лишали сапог, халатов, оружия. Живые двигались быстро, смеялись весело... А ведь вместе только что ели!
Старец, не глядя вокруг, отпил мясного навара из пиалы, пояснил Бео Гургу:
— Мы бы отправили гонцов на запад, чтобы проверить, жив ли великий лекарь Болат Омар Улуй, и говоришь ли ты правду, Бео Гург. Но раз в ставке Орды выбрали нового хана, то новый хан, Урген Тай, уже позаботился о лекаре для себя. А на этих просторах лучше лекаря, чем Болат Омар Улуй — нет. Его, я знаю, уже везут в ставку хана. И мы немедля поедем туда...
— А с этим... что будет? — Бео Гург показал на валявшегося воина со шрамом на шее.
— Он тоже поедет с нами. Великий целитель Болат Омар Улуй сам выберет как наказать своего негодного сына. Так у нас положено законом степи...
Воина со шрамом уже повалили в повозку. Он только мычал, зато совершенно обиженным голосом заорал Проня:
— В гроб вас загнать, послов и переговорщиков! А на чём мы повезём наше добро?
— Не наше добро, а княжеское! — заорал и Бусыга.
Караван-баши мягко перевёл Старцу чёрные слова русских купцов.
— Мы сейчас же заплатим! За скот, за охрану, за подорожные привалы! — тут же заверил Старца Бео Гург.
— Вы заплатите, по обычаям степи, нашему новому хану, — ласково сообщил Старец. — Новый хан — значит, и новые цены: на животных, на охрану в пути, на пропитание, на тамгу — знак, что ставят на товары... Новый хан милосерден и добр. И он любит подарки из далёких стран...
Ох, как пошёл вывёртывать язык Проня, да как вывёртывал, подлец! Всех помянул — и богов, и ханов, и родственников ханов, и приплёл даже папу римского. И всё это без передышки, пока на пятьдесят новых, упитанных верблюдов они с Бусыгой вязали тюки, а на двадцать лёгких двухколёсных монгольских повозок грузили поклажу. Свои телеги, разбитые долгой дорогой, Бусыга напрочь отказался бросить. Сделал биндюги
[107] из четырёх сносных телег, на них уложил все деревянные части телег переломанных. Умудрился даже придумать, как впрячь в тяжёлые биндюги по паре маленьких степных лошадёнок.
