– Не больше, чем могу унести, – в тон ему ответил князь. – Я отдам тебе амулет Сорни-Най, ходок. И ты сможешь вернуться домой, когда пожелаешь. Амулет исполнит твое желание.
– Но ты не отдашь мне его просто так. Что я должен сделать?
Добровол приосанился, приподнял голову и небрежно обронил:
– Послужи мне, Первоход.
Брови Глеба приподнялись.
– Я не ослышался? Ты хочешь, чтобы я стал твоим слугой.
– Ты не ослышался, ходок. Ты лучший «охотник за головами» из всех, кого я знал.
– Я охочусь лишь на головы темных тварей.
– Верно, – кивнул князь. – Именно поэтому я обращаюсь к тебе. Прежде чем мы продолжим разговор, я хочу, чтобы ты кое на что взглянул. – Добровол поднялся с кресла. – Следуй за мной, Первоход.
– Куда?
– В подвал. И приготовься. Зрелище будет неприятное.
11
Князь Добровол не обманул Глеба, когда говорил, что зрелище будет неприятным. Не обманул – просто слегка «смягчил краски».
Помещение, в которое князь привел Глеба, было раза в два меньше пиршественного зала. Каменные стены покрыты изморосью. Несколько березовых и смоляных факелов, воткнутых в железные скобы, тускло освещали ряд дубовых столов, на которых лежали (как вначале показалось Глебу) большие свертки.
Едва переступив порог зала, Первоход поморщился от тяжелого, неприятного запаха.
– Чем здесь воняет? – спросил он.
Князь Добровол усмехнулся:
– Сейчас сам все увидишь.
Впустив Глеба и войдя вслед за ним, он плотно притворил за собой дверь, затем повернулся лицом к комнате и громко окликнул:
– Прехвал! Куда ты подевался, подлый лекаришко?
В углу, на лавке, зашевелилось что-то темное. Приглядевшись, Глеб понял, что это человек. Тощий, с растрепанными волосами и такой же растрепанной скудной бороденкой. Человечек сел на лавке и потер кулаками глаза.
– Прости, княже, – проговорил он тонким, сипловатым голосом. – Кажись, я задремал.
Тощий человечек отнял кулаки от глаз, взглянул на Глеба, близоруко прищурился и спросил:
– Кто это с тобой, пресветлый князь?
– Это мой гость, – ответил Добровол. – Его зовут Глеб Первоход.
Тощий поднялся на ноги. Вынул из железной скобы факелок и поджег еще два, прикрепленных рядом. В зале стало светлее. Тощий сунул факелок за скобу и вновь повернулся к вошедшим.
– Прости, пресветлый князь, – с глумливой усмешкой проговорил он, – но мне нечем попотчевать твоего гостя. Если, конечно, твой гость не питается мертвечиной.
Тощий хихикнул, и князь Добровол неприязненно скривился.
– Гляди, чтоб твои шутки не довели тебя до беды, Прехвал.
Тощий человечек стер ухмылку с лица и подошел к князю. Одет он был в заношенный шерстяной подклад и кожаный фартук, забрызганный чем-то белым.
– Этот шутник – мой лекарь Прехвал, – сказал Добровол, обращаясь к Глебу. – Не смотри, что выглядит как шут. В лекарской науке этому скомороху нет равных.
Остановившись перед Глебом, лекарь оглядел его с ног до головы, откинул с высокого, шишковатого лба прядку реденьких волос и весело проговорил:
– Так значит ты – Первоход? Тот самый, который сварил целебное снадобье из обычной плесени? Приятно с тобой познакомиться, ученый муж.
Он протянул Глебу руку, и тот без особого энтузиазма ее пожал. Ладонь у лекаря Прехвала была тощей, холодной и липкой, но пожатие – на удивление крепким.
Покончив с приветствием, Глеб осмотрел столы, на которых под грязными покрывалами было разложено что-то большое, затем покосился на князя и спросил:
– Зачем мы здесь?
Добровол, не отвечая ему, снова обратился к своему лекарю:
– Прехвал, я ничего ему не рассказывал. Хотел, чтобы он сперва посмотрел.
– Правильно сделал, княже. Тому, что здесь лежит, нет названия.
– Тогда покажи ему все, а я зайду после.
Добровол вышел из зала. Лекарь Прехвал ущипнул себя за клочковатую бородку, с любопытством оглядел Глеба и сказал:
– Что ж, ходок, идем. Сейчас ты все увидишь сам.
Лекарь повернулся и зашагал к ближайшему столу. Глеб секунду стоял на месте, потом нехотя последовал за ним. Остановившись возле стола, лекарь протянул руку и одним резким движением сдернул покрывало.
На столе, вне всякого сомнения, лежало тело человека. Тело было обнажено и с головы до ног опутано какой-то белой дрянью, похожей на паутину. Неприятное зрелище, однако Глебу доводилось видеть и не такое.
– И что дальше? – сухо спросил он.
– Как видишь, это человек. И он мертв. Но это еще не все.
Лекарь протянул руки к телу, лежащему на столе, подцепил паутину ногтями и резко раздвинул ее, открыв взглядам живот мертвеца. В животе этом, синеватом, чуть вздувшемся, багровела рана.
– Это десятник Бориполк, – объяснил лекарь. – Он отправил своих ратников в дозор, а сам пошел к костру. Там его и нашли. Это случилось неподалеку от Гиблого места. В полутора верстах от межи.
– Вот как, – неопределенно проговорил Глеб. – И что же с ним случилось?
– Какая-то тварь вспорола Бориполку брюхо и запихала в него свое яйцо.
– Яйцо?
– Да. Сейчас я покажу.
Лекарь Прехвал повернулся к соседнему столу и сорвал второе покрывало. На столе и впрямь лежало большое черное яйцо. Гладкое, блестящее, идеально ровное. Размером оно было с небольшую дыню. Под ложечкой у Глеба засосало от неприятного предчувствия. Он облизнул языком пересохшие губы и тихо спросил:
– Что было внутри яйца?
– Ничего, – ответил лекарь.
– Как ничего?
– Да вот так. Когда я надрезал скорлупу, из яйца вырвался клубок дыма и тут же рассеялся в воздухе. Больше там ничего не было.
Прехвал протянул руки, осторожно взял яйцо и так же осторожно перевернул его. С другой стороны в яйце зияла большая дыра. Изнанка яйца оказалась такой же черной и блестящей, как поверхность. Глеб отвел от него взгляд, посмотрел на соседний стол, на котором, под затертым до дыр льняным покрывальцем тоже что-то лежало, и спросил:
– Что там?
Лекарь усмехнулся, подошел к столу и, не отвечая, сорвал покрывало, предоставив Глебу увидеть все самому.
Увиденное заставило Глеба побледнеть. На первый взгляд это было похоже на кучу окровавленного, но уже подсохшего тряпья, испачканного белой пылью. Однако тряпье это было странным, и лишь приглядевшись, можно было угадать на нем пучки волос, высохшие глаза, дырочки ноздрей и желтые, ссохшиеся уши, похожие на скрученные сухие листья.