– Не останавливайтесь! – крикнул Глеб через плечо.
Краем глаза он увидел, что Сушило раздулось до размеров трансформаторной будки. Два десятка всадников, словно огромные птицы, взмыли на своих конях… И в этот миг раздался чудовищный хлопок. «Сушило» взорвалось, обдав все вокруг потоком голодной грязи.
Глеб осадил коня, за спиной у него послышались отчаянные вопли. Он обернулся. То, что Глеб увидел, напоминало сцену из фильма ужасов. Несколько полуобглоданных человечьих и лошадиных тел валялись на траве, а по этим телам ползали, как черные пиявки, сотни ошметков черной грязи. С невероятной быстротой, подобно адским пираньям, обгладывали они трепещущую, горячую плоть.
Рядом с Глебом осадил коня Рамон. Обернувшись назад, итальянец на секунду замер, а затем согнулся с коня, и его шумно вырвало.
3
– Мы потеряли пятерых стрелков! – прорычал Бранимир, усевшись на бревно.
– Да, – хмуро прорычал Глеб.
Воевода посмотрел, как стрельцы разводят костер, затем снова взглянул на Глеба и угрюмо проговорил:
– Что ты на это скажешь, ходок?
– Ничего.
– Кажется, ты взялся довести нас до гнезда упырей в целости и сохранности.
– Не передергивай, воевода. Я никогда этого не обещал. Никто и никогда не водил в Гиблое место такую толпу. Уследить за двумя десятками ведомых невозможно. Скажу тебе больше, Бранимир: если до Кишеньского жальника доберется хотя бы половина нашего отряда, я буду считать это успехом.
Бранимир долго сидел молча, затем сказал:
– Не доверяю я вашему брату, ходоку. Знаю, что печетесь вы только о своей мошне, а на людей вам плевать.
– Ты это точно знаешь? – прищурился Глеб.
– Да.
– Что ж… Значит, ты знаешь гораздо больше меня. Оставим этот разговор, воевода. Не читай мне нотаций, а просто слушай, что я говорю. Слушай и выполняй. И тогда у тебя появится шанс выжить.
Глеб поднялся с бревна, отряхнул штаны и зашагал к костру. Навстречу ему шел коренастый молодой ратник. Разминувшись с Глебом, он подошел к Бранимиру, остановился и негромко спросил:
– Воевода, парни спрашивают: слушаться нам и дальше этого ходока? Он угробил уже пятерых.
Воевода глянул на стрельца тяжелым взглядом и грубовато ответил:
– Слушайтесь. Но лишь до тех пор, пока я это разрешаю.
– Хорошо, воевода. Я передам твои слова другим.
Ратник поклонился, резко развернулся и пошел к своим товарищам.
А пять минут спустя, когда костер ярко полыхал, а на палках, воткнутых в землю, обжаривались мясо и хлеб, между Глебом и Рамоном произошел следующий разговор.
– Глеб, – тихо сказал итальянец, – мне кажется, с этим воеводой что-то нечисто.
Глеб откинул с лица седую прядь и прищурил темные глаза.
– О чем ты, Рамон?
– Сам не знаю. Но мне кажется, он что-то таит в мыслях, что-то скверное и опасное. Это так и сквозит в его взгляде.
– Друг, ты стал слишком подозрителен. Бранимир просто боится. Боится Гиблого места и не доверяет мне.
– Мне кажется, если обстоятельства потребуют от него всадить ножи нам в спины, он сделает это без колебаний.
Глеб задумался.
– Не знаю, Рамон, – тихо проговорил он после паузы. – Не знаю. Может быть, и так. Но это мало что меняет. В любом случае мы должны идти вперед. Дойдем до Кишеньского кладбища, а дальше уже будем соображать, что делать. Ты, главное, береги свою голову. Я не склонен к сантиментам, но так уж получилось, что твоя голова мне так же дорога, как моя собственная.
Глеб подмигнул Рамону и потянулся за своей порцией разогретого вяленого мяса. Толмач нахмурился. Глеб не захотел прислушаться к его словам. И он прав. Когда отправляешься с товарищами в опасный поход, нет ничего хуже пустых подозрений.
Нужно раздобыть факты. Как раздобыть? Обычным путем. Послушать, подсмотреть – это уж как придется.
Рамон вздохнул, поправил на поясе кинжалы и тоже потянулся за мясом. Озабоченный своими мыслями, он не заметил, что из густого куста бузины за ними наблюдают несколько пар нечеловеческих, налитых кровью глаз.
– Гляди-ка, – насмешливо сказал один из ратников, толкнув плечом соседа, и кивнул на Рамона. – А этот хлыщ не брезгует простой едой.
– Точно, – ухмыльнулся второй ратник. – А я думал, что он питается нектаром и цветочной пыльцой.
Первый ратник нагло посмотрел на Рамона и хохотнул. Рамон отложил мясо и медленно проговорил, обращаясь к насмешнику:
– Друг мой, улыбаясь так широко, ты рискуешь защемить себе уши.
Ратник прищурился.
– Тебе не нравятся мой уши, толмач?
– Уши приятные. И все же носи их молча. У таких говорунов, как ты, они часто отваливаются.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Только то, что количество твоих ушей в точности совпадает с количеством моих кинжалов. И когда ты мелешь языком, это совпадение совсем не кажется мне случайным.
Ратник не нашелся, что на это сказать, а Рамон вновь взял свой кусок говядины и запустил в него белые зубы.
4
Провожатые дозорных увели коней к меже, и дальше путникам предстояло пробираться по лесу пешком. Ратники шли молча, на лицах их, когда они оглядывали темный неприветливый лес, явственно читался страх.
Но идти пока было нетрудно. Шагали в основном по сухому ельнику, огибая непроходимые заросли низких березок. Зеленовато-рыжий мох под елями был мягок и густ. В вершинах шумел ветер.
Солнце медленно клонилось к западу, и путники, отмахав пешком много верст, начали уставать. Наконец Глеб сделал знак остановиться.
– Передохните малость, и потом двинемся дальше, – сказал он. – Часа через два разобьем лагерь и заночуем.
– Я чай, в Гиблом месте опасно ночевать, – негромко проговорил один из стрелков.
– Не опаснее, чем на передовой, – небрежно ответил Глеб.
– Слышь-ка, Первоход, а у тебя есть все эти хитрые вещи, которыми пользуются ходоки? – поинтересовался второй.
– Вы о чудны?х вещах?
– Угу.
– Кое-какие есть. Но мало. Да и бестолковые они.
Ратники заоглядывались друг на друга и удивленно зароптали. В их представлении «ходоки в места погиблые» были какими-то сверхлюдьми, в карманах у которых всегда имелись чудодейственные амулеты на все случаи жизни. Узнать, что это не так, им было неприятно.
Глеб, заметив их беспокойство, усмехнулся.
– Зачем вам чудны?е вещи, парни? У вас ведь есть мушкеты. Разве они не делают вас непобедимыми?
