— Мы могли бы ими стать, Феодора, — медленно произнёс Юстиниан и улыбнулся. — Я безнадёжно влюблён в тебя. Ты знаешь, я никогда не испытывал ничего подобного раньше, ни к одной женщине. Феодора... Я прошу тебя, будь моей женой!
Рассудок Феодоры пылал, словно в огне. Она очень любила Юстиниана, а после того, как смогла ему помочь обрести веру в себя, испытывала ещё и покровительственное, смешанное с ревностью чувство. В её нежности к нему было что-то материнское... но разве это была истинная любовь? Наверное, да. Феодора, по крайней мере, так думала. Это была любовь... своего рода. От любви к Македонии она отличалась, как тихий родник отличается от бурного горного потока. Но стать женой Юстиниана означало обрести такие возможности, о каких она и мечтать не могла. После истории с Гекеболом Феодора поклялась, что никогда больше не будет зависеть от мужчины. Однако положение супруги будущего императора трудно было назвать зависимостью. Она сама обретала ранг патрицианки; дворец, золото, доход — всё это было бы её собственным. Но Македония раскрыла ей её истинную сущность — и если она выйдет теперь замуж... не будет ли это означать, что она живёт во лжи? Что бы она ни решила, ясно одно: с Юстинианом, этим добрым и благородным человеком, она будет честна до конца.
Были и соображения иного, не личного порядка, заставлявшие её принять предложение Юстиниана. Она хотела помочь проституткам. Став женой патриция, она получала неизмеримо больше возможностей для этого. Так зачем же отказывать в помощи несчастным женщинам? Статус всех женщин в Римской Империи определялся законами, которые писали мужчины. В качестве супруги Юстиниана Феодора могла бы повлиять на эту ситуацию, изменив её к лучшему. Кроме того, не следовало забывать и о семье — матери и двух сёстрах; их жизнь она тоже могла полностью изменить, вытащить их из бедности, обеспечить безопасность и комфорт. Монофизиты, особенно её дорогие друзья, Тимофей и Северий, до сих пор страдающие от гонений и преследования? Она уже положила неплохое начало решению этой проблемы, заронив в душу Юстиниана сомнение в правильности позиции властей, — а сколь многого она могла бы добиться в качестве его жены?
Юстиниан мягко улыбнулся и тихо спросил:
— Могу я надеяться?
Феодора взяла его за руку и с нежностью посмотрела ему в глаза.
— Я должна быть откровенна с тобой, мой друг, мой дорогой! Я не смогу любить тебя так, как любят друг друга мужчина и женщина, — это противно моей природе. Но я люблю тебя — во всяком случае, испытываю к тебе тот род любви, о котором говорит Платон: «Истинно любящий любит красоту души, а не красоту тела». Если ты согласен взять меня на этих условиях, то я с радостью выйду за тебя замуж.
Во взгляде Юстиниана промелькнуло нечто, очень похожее на облегчение, — да, это была не просто радость от того, что его предложение приняли, но именно облегчение... неужели и он испытывал к ней точно такую же любовь, не помышляя и страшась плотского союза? Если так, то их брак будет счастливым, ведь их любовь — самая прочная разновидность этого чувства, любовь единомышленников, любовь между родственными душами, любовь — агапэ...
За время, проведённое Феодорой во дворце, случился лишь один неприятный инцидент, на некоторое время омрачивший её спокойствие и испортивший настроение. В один прекрасный день, придя во дворец, она обнаружила, что вместо Юстиниана её встречает миловидный и невозмутимый молодой человек, представившийся «Прокопием из Кесарии, юристом, литератором и гражданином мира». Он объяснил, что сегодня Юстиниан не может присутствовать на встрече и прислал Прокопия на замену. Они собирались обсудить вопрос компенсации хозяевам борделей за освобождение проституток и в случае, если проституция будет вовсе запрещена законом. Феодора протянула молодому человеку списки.
— Вот здесь сведения из провинций Империи о том, сколько платят в публичных домах за покупку девушек. Как ты можешь увидеть, цена колеблется достаточно сильно. Лучшим решением было бы установление среднего размера выплат в качестве основы, который удовлетворил бы всех владельцев борделей.
Когда истекло время встречи, несмотря на то что работа была сделана едва ли наполовину, Прокопий, укладывая свои свитки, неожиданно заметил с едва заметной усмешкой:
— Если ты надеешься стать его любовницей, то тебе придётся долго ждать. Юстиниан холоден, как рыба. Его не тронет, даже если ты преподнесёшь себя на блюдечке.
— Эта мысль не приходила мне в голову! — холодно ответила Феодора. — У тебя грязные мысли, Прокопий, и тебе лучше уйти.
— Да ладно тебе! — рассмеялся он. — Я знаю женщин твоего сорта, Феодора. Немного лицедейства, не так ли? Думаешь, я не знаю, что ты выступала на сцене? Актриса всегда готова выкинуть трюк. Так позволь мне просветить тебя, моя дорогая. Ты теряешь с Юстинианом время. Почему бы тебе не разделить ложе со мной? Ты очень красива, я признаю это. Я заплачу тебе хорошие деньги.
— Ты мне отвратителен. Убирайся!
— Играешь в неприступность? Что ж, я не против добавить перчику, это возбуждает.
С похотливой улыбкой Прокопий обнял её за талию, а другой рукой приподнял подбородок Феодоры. Быстрым рывком она освободила голову, извернулась и впилась зубами ему в руку.
— Сука! — взвыл Прокопий, отдёргивая руку. Он уставился на отметины зубов и выступившую кровь.
— Ты за это поплатишься!
[44] — рявкнул он, повернулся и ушёл.
После свадьбы процесс передачи власти от Юстина к Юстиниану пошёл быстрее. Учитывая, что психическое и физическое здоровье старого императора ухудшалось, Юстиниан фактически в одиночку управлял государством. Через полтора года после свадьбы он официально был назначен соправителем, а Феодора получила статус императрицы. Четыре месяца спустя Юстин скончался
[45], и его племянник стал полновластным правителем Римской Империи.
Памятуя совет Феодоры, Юстиниан отказался от личного участия в собственных начинаниях, передавая свои полномочия доверенным людям, — при их выборе он руководствовался своим природным чутьём и никогда не допускал ошибок. Он ориентировался не на знатность происхождения, а на способности и решительность своих избранников, и это заставляло недовольно хмуриться римских аристократов, угрюмо ненавидевших «выскочку из Тауресиума», — однако команда у него подобралась мощная, и поделать с этим ничего было нельзя. Чтобы упрочить свою власть, Юстиниан заключал со своими сторонниками долгосрочные контракты, таким образом разрушая вековые римские традиции краткого пребывания государственных чиновников на одной должности. Среди его военачальников — один из которых, Ситтас, женился на сестре Феодоры Комито — было два выдающихся и очень разных человека. Один — Велизарий, лихой кавалерийский офицер и ветеран — в двадцать один год! — персидской кампании; другой, гораздо более старший — Нарсес, евнух из захваченной персами Армении. Хрупкий и слабый на вид Нарсес был монофизитом и потому заслужил поддержку Феодоры. Опровергая сложившееся мнение о евнухах, Нарсес был смелым, честным и очень энергичным человеком.
