Точно так же не обсуждается реальная система ценностей социалистических идей, которые возникли в конце XVIII века как ответ на совершенно человеконенавистническое капиталистическое общество и представляли собой фактически попытку вернуть запрет на ростовщичество в форме обобществления средств производства. Отметим, что в СССР был реализован достаточно радикальный вариант этих идей, но ведь он увенчался грандиозным успехом. Особенно если учесть, что, по мнению многих достаточно глубоких аналитиков, СССР в 70-е годы мог выиграть холодную войну и не преуспел в этом только потому, что его тогдашние руководители не боялись оказаться в той же ловушке, в которой сейчас застряли США. То есть в ситуации, когда мощи страны может не хватить на то, чтобы удержать от скатывания в хаос той половины мира, в которой вдруг исчезли «скрепы», обеспечивающие управление и порядок. Впрочем, специфика западной системы управления такова, что проблемы решаются «по мере поступления», — поэтому сначала мировая система социализма и СССР были разрушены, а потом все задумались о последствиях. И не исключено, что то состояние «надрыва», в котором явно сейчас находятся США и их экономика, связано именно с распадом альтернативной системы.
Если ретроспективно взглянуть на ценностные модели, которые были в России, то можно отметить, что в ХХ веке произошло по крайней мере два принципиальных изменения. Первое — в феврале 1917 года, когда была отвергнута система ценностей «православной империи», с небольшими вариациями существовавшая в России как минимум с XV века (и перенятая у Византии). Причем направление этого изменения было, скорее всего, первоначально, в сторону западной системы ценностей. Это видно и по тому, кто реально способствовал Февральской революции (а есть очень серьезные основания подозревать, что ее организовывали агенты Франции и Англии, которые очень боялись одностороннего перемирия между Россией и Германией), и по тому, кто по ее итогам пришел к власти, и по риторике, что велась в прессе.
Но, по всей видимости, различия между православной и западной системой ценностей оказались слишком сильными, и внедрить в Россию эту модель в тот момент не удалось. И тогда, на фоне идеологического вакуума, к власти пришла группировка, которая придерживалась одного из радикальных социалистических учений. Отметим, что исторически православие предшествовало западной системе ценностей, а социализм появился позже как попытка вернуть на место часть библейской догматики, отторгнутой в рамках западной модели. Именно по этой причине в ряде моментов христианская и социалистическая системы ценностей очень близки, что и позволило коммунистам во главе с Лениным «вменить» ее России.
Отметим, что СССР имел свою версию истории, основанную, что естественно, на собственной системе ценностей. Опыт последних 15 лет (которые в некотором смысле представляют из себя «растянутый» 1917 год) показал, что западная система ценностей принципиально противоречит многим «культурным кодам» советского (и, как частный случай, русского) народа. Особенно хорошо это видно на примере последнего интервью американской президентши в Латвии, Вике Фрайберге, которая искренне уверена в тождественности фашизма и коммунизма и абсолютно безнаказанно в рамках западной парадигмы эту точку зрения пропагандирует. И кризис последних лет, в частности, связан с тем, что невозможно (пока?) объяснить проживающему в России человеку, что фашизм победили США и Англия, что при СССР люди жили очень бедно (поскольку сейчас они живут значительно хуже), что при социализме отдельные люди не имели возможности свободно получать образование и иметь доступ к культуре, и т. д.
Хотя если вспомнить социалистическую версию истории, то и описание капиталистических стран в ней страдало серьезной однобокостью. Как, впрочем, и история Российской империи до 1917 года.
И это на самом деле не случайно. Все описанные выше примеры показывают одно: как только автор исторического (культурного, социологического и т. д.) текста выбирает базовую систему ценностей, он вынужден трактовать все описываемые события и следствия из них в ее рамках. А выбор такой необходим — без него, как мы видим и по опыту 1917 года и по опыту последних 15 лет, невозможно привести общество «к единому знаменателю» и дать ему цель. Такую цель, которая повела бы за собой большую часть нации и обеспечила бы стабильное развитии страны и повышение жизненного уровня населения. Как это было (давайте признаемся себе в этом) в 1930–70-е годы прошлого века.
Проблема только в том, что пока непонятно, как в нынешней ситуации такая система ценностей должна выглядеть. Мы не Чехия и даже не Польша, которые просто смогли себе позволить присоединиться к очередному сильному партнеру в расчете, что за лояльность они получат «пироги и пышки». Какие-то действительно были получены, а как будут обстоять дела в будущем — большой вопрос. Но Россия-то всегда имела собственную систему ценностей, уж на протяжении последних 600–700 лет точно (а то и 1000, с момента принятия христианства). А сейчас ее нет. И если в 1917 году нам ее предложили в практически готовом виде (к тому времени собственно системе ценностей уже было лет 150, а конкретно ее коммунистической версии — более 60 лет), то сейчас такой системы ценностей не видно. А все, что предлагается, выглядит настолько искусственным, что имеет минимальную жизнеспособность.
Единственное, что точно понятно, — это то, что попытки дальнейшего «обустраивания» России на базе западной системы ценностей приведут к ее окончательной гибели. И многочисленные варианты, которые обсуждаются упомянутыми выше группами, носящими явно сектантский характер, связаны именно с тем, что что-то делать надо, причем срочно, а как — непонятно. И эта коллизия создает в обществе колоссальное напряжение, которое пока не может найти конструктивного выхода. А какая система ценностей нас спасет, в общем, на сегодня не ясно. И что делать?
Поэтому все дальнейшие рассуждения посвящены одной-единственной задаче: описанию истории России (и всего мира, в той части, без которой обойтись будет никак нельзя) с точки зрения анализа смены систем ценностей. Поскольку не исключено, что в процессе этого анализа ответ найдется сам. А если станет понятна система ценностей, в рамках которой можно будет спасти Россию, и если это можно будет доказать достаточно большой части населения, то собственно технологическую часть проекта «новой» России отстроить можно будет достаточно быстро. В конце концов, у Ленина такого технологического проекта тоже в начале пути не было (точнее, он довольно быстро понял ошибочность своего первоначального замысла).
Отметим, что с точки зрения ортодоксальной исторической и социологической науки приведенный ниже анализ носит достаточно маргинальный характер. Дело в том, что общественные науки обычно развиваются в стабильных обществах, которые, как мы уже понимаем, имеют устоявшуюся базовую систему ценностей. И совершенно не склонны рекламировать альтернативные системы. Так существовала марксистско-ленинская социология, которая клеймила человеконенавистническую социологию капиталистическую. А последняя, в свою очередь, клеймила «тоталитарную» социалистическую социологию. Аналогичную коллизию в экономике мы видим собственными глазами каждый день, про историю и говорить нечего.
