В чем же заключалась суть этой проблемы, начавшейся с конца 70-х и достигшей апогея через десятилетие? В отсутствии легитимности советской элиты того времени. Элита 20-х — 50-х годов была проектной элитой «красного» глобального проекта и отчаянно отстаивала его ценности и позиции в борьбе с проектом «западным». Но после смерти Сталина и отстранения от власти его ближайших соратников (Маленкова, Берии, Молотова) новое руководство страны, устав от непрерывных баталий, решило несколько передохнуть, разработав принцип мирного сосуществования, в корне противоречащий как марксистской теории, так и теории глобальных проектов. Отметим, впрочем, что до середины 60-х годов этот принцип претворялся в жизнь достаточно ограниченно, но после того, как к власти пришел Л. И. Брежнев, он расцвел пышным цветом. Причем не только во внешней, но и во внутренней политике, где все активнее и активнее происходил откат от базовых проектных принципов.
Апофеозом стали события середины 70-х годов, когда, руководствуясь абсолютно не политическими, чисто технократическими принципами, Политбюро ЦК КПСС отказалось от победы над «западным» глобальным проектом. Но самым страшным последствием этого события стало то, что советская элита по его итогам полностью потеряла свою легитимность в глазах народа.
Легитимность элиты, оправдывающей перед обществом привилегированное положение своих членов, не может базироваться на прагматических, технологических моментах типа выборов. Она всегда носит сакральный характер, других примеров история человечества не знает. Власть царей и королей была «от Бога», элита глобальных проектов получала свое положение за счет того, что вменяла миру «единственно правильные» проектные принципы.
Сталинская элита строила социализм внутри страны и боролась с «западным» проектом во всем мире — и на основании этого имела право получать привилегии. Во всяком случае, бульшая часть населения страны это ее право признавала. Но почему такие права имели люди, которые не ставили перед собой никакой задачи, не были «освящены» никакими высокими, сакральными мотивами? Никаких оснований для этого не было, недаром одним из лозунгов так называемой перестройки была отмена 6 статьи тогдашней конституции, утверждающей руководящую роль КПСС.
Проблему легитимизации своей элиты тогдашний советский лидер Горбачев если не понимал, то чувствовал, но пытался решить ее как раз техническими способами — путем выборов. И, мягко говоря, не преуспел. Но сама элита тоже не могла спокойно смотреть на складывающуюся ситуацию — и отдельные ее группы начали искать собственные источники легитимности. Каковых оказалось не так уж много. Часть избрала православие, часть вернулась в «красный» проект. Одна из самых больших групп выбрала национализм. Но тут возникли проблемы — в многонациональном, имперском по сути СССР русского национализма быть, по сути, не могло. Зато мог быть национализм «местечковый». Он и расцвел пышным цветом, и именно в этом причины распада СССР и сложностей отношений внутри СНГ — элиты новых, постсоветских государств нашли свою легитимность в национализме, противопоставлении себя бывшему СССР. Какая уж тут дружба.
А еще одна группа выбрала внешний источник своей легитимизации, сделав ставку на «западный» проект. Отметим, что частично такой выбор был простимулирован спецслужбами в СССР, которые играли в свои «игры». Но факт остается фактом — сделав такой выбор, эта часть элиты неминуемо должна была по любому принципиальному вопросу обращаться на «запад». Отметим, что здесь мы можем себе позволить дать новое определение слову «либераст». А именно, либераст — это представитель той части советской и постсоветской элиты, которая в качестве источника своей легитимности выбрала «западный» глобальный проект.
К сожалению, после распада СССР в России победила именно эта часть элиты. Впрочем, ничего другого ожидать было нельзя — на тот момент в мире существовало всего две системы, обеспечивающие технологическое развитие, и если социализм сам отказался от своего развития, то выбор оставался невелик. Но результаты деятельности либерастов в 90-е годы показали, что продолжение их политики очень быстро не оставит от страны камня на камне. Да и российское общество так и не признало легитимности перераспределения социалистической, общенародной собственности, осуществленной в рамках полученного «западного» «ярлыка» на правление.
В результате в последние годы либерастов отстранили от власти, точнее, отстранили от власти политической, оставив им практически все рычаги власти экономической. Этот процесс, безусловно, будет продолжаться, но перед уже российской элитой встал тот же самый вопрос, что и перед советской: где источник ее легитимности?
Получать «ярлык» на правление от «запада» наша современная элита отказалась — по уже описанным причинам. Вернуться к православию оказалось, пока, во всяком случае, невозможно — общество к этому явно не готово, хотя такие попытки продолжаются, достаточно посмотреть такой фундаментальный документ, как «Русская доктрина».
В отличие от СССР, в современной России есть возможности для развития русского национализма, поскольку доля русских составляет порядка 80 % населения. Однако имеется и проблема — народ, более тысячи лет бывший носителем того или иного глобального проекта, пока явно не в восторге от такого уменьшения его масштабов.
Есть и еще один вариант — возвращение к «красному» проекту. Таким образом, главная проблема современной российской элиты, которую нужно решить в самое ближайшее время, — это проблема ее легитимности, право на те колоссальные привилегии, которые она сегодня имеет. Причем право это нужно доказать и перед российским обществом, и перед «западом», который настаивает на том, что все активы, находящиеся сегодня в собственности современной российской элиты, получены в рамках «прозападной» легитимности. Что, естественно, дает «западному» проекту особые права в части влияния на российскую политику. И именно необходимость дать ответ на этот вопрос, найти источник собственной легитимности, и придает такую напряженность современному политическому моменту.
15 Октября
Лето закончилось. И календарное, и «погодное». И оказалось оно куда более «веселым», чем все ожидали. Небольшой застой на американском рынке недвижимости вызвал острый кризис ликвидности банковской системы Европы и США. Собственно, ничего другого рано или поздно и ожидать было нельзя, поскольку скорость роста совокупного долга субъектов американской экономики достигла 5 триллионов в год (десятипроцентный рост от достигнутого уровня в 50 триллионов), что составляет примерно половину реального американского ВВП. А если учесть, что доля физического производства в этом самом объеме (услугами как-то долги не особо обеспечишь) составляет не более 20 %, то получается, что далеко не все эти долги хоть чем-то обеспечены. Разумеется, можно сказать, что эти долги образуют длинные цепочки, и по крайней мере часть из них обеспечена деньгами, взятыми под другие долги из этого же объема (то есть суммировать их не совсем корректно), но поскольку они отчуждены от заемщиков, то это не так уж и важно — активов все равно меньше, чем долгов.
А если долги ничем не обеспечены, то рано или поздно кто-то начинает по этому поводу нервничать. В нашем случае — банки, что и заставило денежные власти США и Европы вывалить на рынки какую-то колоссальную кучу ликвидности. А власти США еще и понизили на 0,5 процентных пункта учетную ставку, тем самым стимулировав и без того высокую инфляцию. Можно, конечно, их за это поругать, но, с другой стороны, если бы они этого не сделали, то, возможно, мы бы уже имели сегодня черный вторник образца 1929 года. Хороших решений у властей США уже практически не осталось.
