Урфин добродушно улыбнулся и раскрыл рот, сделав вид, что хочет что-то сказать, но вместо этого вдруг резко рванулся вперед и схватил Лудобока за плечи. Однако пухлый увалень оказался быстрее, и руки седовласого ученого схватили лишь воздух.
5
Урфин снова ринулся в атаку и, с молниеносной быстротой работая руками и ногами, обрушил на неповоротливого Лудобока град ударов. Но проклятый увалень всегда умудрялся опередить его на долю мгновения, и все удары Урфина попали в воздух.
– Сети! – заорал тогда Урфин.
Что-то громко хлопнуло у него за спиной, и на Лудобока полетела широкая, крепкая сеть. Но вновь, буквально за долю мгновения до того, как сеть накрыла увальня, он отпрыгнул в сторону, повернулся и бросился бежать в лес.
Лязгнули арбалеты, свистнули стрелы.
– Нет! – яростно крикнул седовласый. – Не стрелять!
Но волновался он зря. Лудобок продолжал нестись вперед, виляя, как заяц. Вслед ему полетело целое облако стрел, но ни одна из них не попала в цель.
Прошла еще пара секунд, и Лудобок, нырнув в кусты вереса, скрылся из глаз.
– Невероятно! – выдохнул Урфин, глядя ему вслед. – Просто бесподобно!
Ратники опустили арбалеты и выжидающе уставились на своего седовласого начальника.
– Урфин, мы не понимаем, – хрипло проговорил один из ратников. – Объясни нам, как он увернулся от наших стрел.
Агент Урфин взглянул на ратников холодными серыми глазами и отчеканил:
– Этот парень знал, куда полетит каждая выпущенная вами стрела.
– Как это? – не понял ратник.
– Просто. Лудобок видит будущее. Но недалеко. На минуту или две вперед. Это его Дар. – Седовласый агент задумчиво потер пальцами щеку и проговорил: – Нужно срочно объявить облаву и наставить ловушек. Далеко он не убежит.
Ратник покачал головой и возразил:
– Не получится.
– Что? – рассеянно переспросил Урфин. – О чем ты говоришь, ратник?
– Ты сам только что сказал, что этот парень видит будущее. А раз так, то он увидит и каждую нашу ловушку за минуту до того, как в нее попасться. И с облавой у нас ничего не выйдет. Если он таков, как ты говоришь, то уж точно найдет способ спрятаться от нас прежде, чем мы выйдем к тому месту, где он был минуту назад.
Выслушав длинную тираду своего воина, Урфин нахмурился и неохотно признал:
– Ты прав. И что же нам, по-твоему, делать?
Ратник пожал могучими плечами.
– Коли он таков, как ты говоришь, то ничего ты с ним не сделаешь. Легче поймать зайца голыми руками, чем колдуна, который знает и видит все наперед.
Агент Урфин пригладил ладонью седые волосы, посмотрел на воина в холодный прищур и сказал:
– Ты, ратник, сильный и умелый воин, но думать головой тебе стоит поменьше.
– Почему?
– Потому что голова может лопнуть, – с усмешкой пояснил Урфин. – А теперь идем в деревню. Я знаю, что нам надо делать.
– И что же? – с любопытством спросил ратник.
– Этот нелюдь очень сильно любит свою мать, так?
– Так.
– Вот на этой его любви мы и сыграем.
Ратник обдумал слова начальника, неодобрительно хмыкнул и спросил:
– А ежели он догадается?
– Не догадается, – ответил агент Урфин. – Лудобок предвидит всего на минуту вперед. А мать его больна и тяжела на подъем. Как бы ловок ни был этот толстый бес, он не успеет ее увести.
Глава третья
ОХОТА ГЛЕБА
1
У тех, кто ходит в Гиблое место за чудны?ми вещами или бурой пылью, как правило, нет друзей. Ходоков в места погиблые остальные люди считают чем-то вроде темных тварей, временно заключивших союз с людьми. В народе бытует мнение, что тот, кто больше трех раз сходил в Гиблое место, уже не может называться человеком, потому что проклятая чащоба переделала его, перекроила на свой лад.
Глеба Первохода все считали первейшим и лучшим из ходоков. Глеба боялись и уважали. Но любой из нормальных людей предпочел бы лучше сунуть голову в пасть медведю, чем сесть с ним за один стол или пригубить из его кубка вино.
Лишь три человека во всем Хлынском княжестве могли назвать себя друзьями Глеба. И двое из них сидели сейчас в кружале «Три бурундука» и пили водку. Первый был огромный, как бык, и с такой же толстой шеей. Пузо у него было таким обширным, что в нем легко мог уместиться целый ягненок с парой гусей в придачу. Лицо верзилы было широкое и конопатое, а бороденка – русая и такая реденькая, что просто стыд, а не бороденка.
Собутыльник великана был полной его противоположностью. Невысокий, стройный и ладный, как юноша, с длинными, черными, вьющимися волосами и аккуратно подстриженной бородкой. Чернявый был красив свежей, девичьей красотой, а его большие, темные глаза смотрели спокойно и смиренно.
Верзила хлопнул об деревянную тарелку недоеденной бараньей ногой и прорычал:
– А я тебе еще раз говорю, Рамон, наш друг Первоход сошел с ума!
– А я тебе еще раз говорю, что твои слова – полная чепуха, – сказал на это Рамон. – Первоход умнее и трезвее, чем я и ты. А здравого смысла и расчетливости у него побольше, чем у всех хлынских купцов, вместе взятых.
Верзила шумно вздохнул и проговорил недовольным голосом:
– Ты меня совсем не слушаешь, толмач. Один парень рассказывал мне, что Глеб стоял у стойки, хлестал олус и весь вечер разговаривал сам с собой. А от другого я слышал, что Первоход наведывался к вещунье Голице, а после его ухода Голица упала на пол и лишилась чувств. Говорят, она до сих пор немощна. Но и это еще не все. Говорят, Первохода видели с какой-то девкой. И эта девка…
– Довольно, Хлопуша, – строго, но мягко проговорил Рамон. – Я больше не желаю слушать подобное. Глеб – мой друг. Я не знаю, для чего он позвал меня сюда, но когда придет время, я выслушаю все, что он скажет, и отнесусь к этому со всей серьезностью, на какую только способен.
Верзила уставился на приятеля и вздохнул.
– Замысловато ты выражаешься, Рамон. Никак не могу к этому привыкнуть. А насчет Глеба – я тоже его выслушаю. Я просто хотел, чтобы ты был готов.
– К чему? – вскинул черную бровь толмач.
Толстяк пожал плечами.
– Сам не знаю.
– Ты считаешь себя более здравым и вменяемым, чем Глеб? – нахмурился Рамон.
Хлопуша хотел было ответить, да не успел, ибо дверь кружечного дома распахнулась, и в зал вошел Глеб Первоход.
– Здравствуй, Первоход! – радостно воскликнул Хлопуша и вскочил с лавки.
– Приветствую тебя, Первоход! – улыбнулся Рамон.
