Вот —
Новый поворот!
И мотор ревет!
Что он нам несет…
Внезапно оборвав песню, Хлопуша обернулся к Глебу и озадаченно проговорил:
– Первоход, давно собирался тебя спросить – что такое «мотор»?
– Мотор? Ну, это… сердце машины.
– А, ясно, – кивнул Хлопуша. И хотел уже продолжить песню, но снова обернулся и уточнил: – А что такое «машина»?
– Железный конь, – ответил Глеб.
Здоровяк наморщил широкий лоб, пытаясь осмыслить слова Глеба. Потом махнул рукой, набрал полные легкие воздуха и снова заголосил:
Вот —
Новый поворот!
И мотор ревет!
Что он нам несет?
Пропасть или взлет?
Омут или брод?
И не разберешь,
Пока не повернешь
За па-ва-рот…
* * *
Где-то вдалеке замычала корова. Звук этот, сам по себе обыденный, заставил Первохода насторожиться. Он велел своим спутникам спрятать коней за деревья, а самим укрыться в подлеске по обе стороны дороги.
– Возможно, это дреговичские разбойники, которые гонят через лес отбитую скотину, – пояснил Глеб в ответ на недоуменные вопросы Хлопуши и Зоряны (все остальные предпочли подчиниться молча).
Осторожность, впрочем, оказалась напрасной. По лесу шли не разбойники, а беженцы с небольшим стадом коров и тремя телегами, доверху набитыми подгоревшим скарбом.
Первоход разрешил своему отряду выйти из укрытия, а сам преградил дорогу телегам и громко осведомился:
– Кто такие?
– Беженцы мы, – ответил за всех пожилой мужик, держащий в руке косу, насаженную на длинный держак. – Из села Чуйкова. А вы?
– Мы? Княжьи люди.
В глазах крестьян появилось явное облегчение.
– Что же с вами случилось? – спросил Глеб. – От чего вы бежите?
Беженцы стали рассказывать. Рассказывали они, как водится, все разом, перебивая и перекрикивая друг друга. Бабы, не давая мужикам договорить, принялись перечислять добро, которое пришлось оставить в разграбленном селе на верную погибель.
Из всего этого многоголосья понять удалось следующее. На село Чуйково напали разбойники. Дома разграбили и сожгли. Половина сельчан разбежалась по лесу, а уцелевшие побросали на телеги то, что удалось спасти, и двинулись куда глаза глядят, лишь бы подальше от разбойников и их острых мечей.
– Сколько было разбойников? – спокойно осведомился Рамон.
– Немного, – ответил белобрысый парень, вооруженный наточенными вилами. – Два десятка или около того.
– Но все вооружены до зубов, – добавил пожилой мужик, шедший во главе каравана. – И еще – все они бывшие ратники.
– Откуда знаешь? – деловито спросил Хлопуша.
Мужик вздохнул.
– Это видно. По стати. По тому, как ловко они владеют мечом и копьем. Один из них, сухопарый, с рваной ноздрей, изрубил мечом троих наших самых крепких и драчливых мужиков – и сделал это играючи, почти не глядя.
– А на некоторых из них под кафтанами – медные латы, – вспомнил белобрысый парень. – У сухопарого – нагрудник, у другого – кольчуга, у третьего – шелом… Это еще не все, – сказал белобрысый парень, но пожилой строго на него посмотрел, и он поспешно сомкнул губы и отвернулся.
– Чего замолчал? – спросил, глядя на парня, Глеб. – Начал говорить, договаривай.
Парень нахмурился и виновато проговорил:
– Боимся, что ты примешь нас за сумасшедших.
– Не приму, – пообещал Глеб. – Выкладывай все как есть.
– Разбойники пришли в село не одни, – тихо сказал парень. – Ну, то есть не сами по себе.
– Как это? – не понял Глеб.
Парень посмотрел на пожилого мужика. Тот кивнул, и парень, снова устремив взгляд на Первохода, ответил:
– С ними была темная тварь. Очень страшная темная тварь.
– Волколак?
Парень качнул белобрысой головой.
– Нет.
– Тогда кто же?
– Зверь.
– Зверь? – в один голос переспросили Глеб, Хлопуша и Рамон.
Пожилой мужик кивнул.
– Да, зверь. Только не простой, а крылатый. И… очень огромный. С избу нашего старосты, никак не меньше.
– Из пасти у него льется живой огонь, – добавил белобрысый. – А когти у него – как большие железные гвозди. Такие же крепкие и острые.
Глеб и Рамон переглянулись. А Хлопуша, недоверчиво прищурившись на мужиков, уточнил:
– Мужики, а вы случайно не дерябнули с перепугу-то? Может, какой настойки по пути выпили – в лечебных целях?
Пожилой мужик хмуро посмотрел на белобрысого и сердито сказал:
– Я ведь говорил тебе, чтоб ты держал язык за зубами. В такие россказни ни один человек не поверит.
– Погоди браниться, дядя, – оборвал его Глеб. – Сколько до вашего села верст?
– Восемь или десять к северу отсюда, – ответил пожилой.
– И куда вы сейчас?
– В деревушку Ендову. Это в тридцати верстах к востоку, за болотами. Мы через болота дорогу знаем, а вот разбойники вряд ли.
– И что будете делать, когда туда придете?
По толпе беженцев пронесся ропот, а пожилой мужик чуть прищурил морщинистые веки и ответил за всех:
– Что делать? Да то же, что и всегда, – жить.
Вскоре беженцы продолжили свой путь в деревушку Ендову, а путешественники провели импровизированный военный совет.
– Что скажешь, Первоход? – в своей обычной, вежливой и мягкой, манере поинтересовался Рамон.
– Ничего, – ответил ему Глеб, тоже в своей манере – сухой и грубоватой. – А что ты хочешь услышать, толмач?
– Беженцы сказали, что разбойников всего двадцать человек.
– Они также сказали, что все эти разбойники – сильные и умелые воины. Скорее всего, беглые ратники, сбившиеся для промысла в банду. И все они отлично вооружены.
Рамон склонил голову, как бы соглашаясь с каждым словом Глеба, а потом проговорил:
– Мы тоже отряд. И хотя нас не двадцать, но каждый из нас стоит двоих. Не говоря уже про ту троицу, ради которой мы неделю месили грязь на здешних большаках.
Глеб одарил Рамона мрачным взглядом, потом усмехнулся и обратился к Хлопуше:
– Слыхал, здоровяк? Твой друг толмач предлагает напасть на ватагу разбойников и отнять у них то, что они отняли у крестьян. Он утверждает, что каждый из нас стоит двух сильных ратников. Что ты на это скажешь, Хлопуша?
– Скажу, что Рамон свихнулся, – пробасил Хлопуша, выпятив грудь. – Каждый из нас стоит двух ратников? Лешего тебе в бок, толмач! Да я один стою половины их мерзкого отряда!
