Глеб улыбнулся.
– А ты, я вижу, ничуть не изменился, Бельмец. Такой же болтун, как и три года назад.
Барыга сипло засмеялся.
– Верно, болтаю я много! Но отчего же не поболтать со старым другом?
– Врешь ты, Бельмец, – спокойно произнес Глеб. – Никогда мы с тобой не были друзьями. И никогда не будем. А теперь кончай ржать и поведай мне, какие чудны?е вещи у тебя имеются?
Одноглазый барыга вмиг напустил на себя деловой вид.
– Чудны?х вещей нынче много, Глеб, – сказал он. – С тех пор как князь Добровол скончался от удара, ходоки шастают в Гиблое место едва ли не каждый день. Кордоны охоронцев еще стоят, но стражу несут из рук вон плохо. Тебе нужно что-то особенное?
Глеб подумал и кивнул:
– Пожалуй, да.
– И что же?
Первоход посмотрел барыге в лицо и спокойно произнес:
– Силки Зигвуда.
Брови одноглазого барыги взлетели вверх.
– Силки Зигвуда? – Он присвистнул. – Давненько у меня их не спрашивали. На кого же ты собираешься охотиться с этими Силками, Первоход? Неужели в Гиблом месте объявилась новая страшная тварь?
Глеб прищурил карие глаза и холодно осведомился:
– Давно ли ты стал отвечать вопросом на вопрос, барыга?
Бельмец примирительно улыбнулся и захлопал ресницами.
– Прости, ходок. Ты ведь в курсе, что Силки Зигвуда – товар редкий и опасный? Знавал я двух ходоков, которые не справились с Силками. Один из них лишился рук, а второй расстался с жизнью.
– И снова ты болтаешь лишнее, – одернул его Глеб. – Так есть у тебя Силки Зигвуда или нет?
Бельмец несколько секунд разглядывал Первохода пытливым взглядом, а затем осторожно, чтобы не вызвать у Глеба гнев, осведомился:
– Прежде чем ответить тебе, позволь я все же спрошу. При деньгах ли ты нынче, Первоход? Ибо товар, о котором ты спрашиваешь, редок и стоит чрезвычайно дорого.
Глеб сунул руку в карман и достал тугой кожаный кошель. Взгляд Бельмеца устремился на кошель, а его единственный зрячий глаз замерцал алчным светом.
Глеб ослабил тесьму кошеля, сунул туда пальцы и достал три золотых монеты.
– Золото! – хрипло вымолвил Бельмец и облизнул пересохшие от волнения губы. Затем поднял взгляд на ходока и тихо произнес: – В наше время даже серебро нечасто встретишь. А золотых монет я не видел много месяцев, Первоход. Даже успел позабыть, как эти прелестные штуковины выглядят.
– Ну, так я тебе напомню, – небрежно произнес Глеб и подбросил монеты на ладони. – Видишь, как ярко они сияют, Бельмец? Свой блеск они переняли у солнца! И, Сварог свидетель, эти монеты могут стать твоими. Конечно, если ты этого пожелаешь.
Несколько секунд Бельмец сидел молча, неотрывно глядя на монеты и о чем-то усиленно размышляя, затем поднялся с лавки и сказал:
– Подожди меня здесь, Первоход. Я схожу за товаром и мигом вернусь.
– Сходишь за товаром? – Зрачки Глеба сузились. – Если мне не изменяет память, ты всегда держишь товар при себе – в сумке, в кармане или за пазухой.
Бельмец тонко улыбнулся.
– Силки Зигвуда – вещь особая, – объяснил он. – Если хочешь купить их, Первоход, тебе придется меня подождать.
Похоже было на то, что Бельмец говорит искренне, однако что-то в его голосе Глебу не понравилось. Глеб кивнул подбородком в сторону изрытого кротовьими норами пригорка и сказал:
– Видишь вон те норы?
– Вижу, – даже не посмотрев на пригорок, ответил Бельмец.
– Я заткну одну из них твоей башкой, если вздумаешь со мной шутить.
Барыга усмехнулся.
– Что ты, ходок, какие могут быть шутки? Я еще не свихнулся, чтобы шутить с великим Первоходом.
С этими словами Бельмец отвернулся и заковылял к небольшой рощице деревьев, видневшейся неподалеку. Глеб проводил его недобрым взглядом, потом сел на лавку и достал из кармана берестяную коробку с бутовыми сигаретами.
Прошло около минуты после ухода барыги, и вдруг прямо перед Глебом выросли четыре долговязых, широкоплечих молодца в дорогих кафтанах и в собольих шапках набекрень. На перевязи у каждого висел длинный кинжал. И это было странно. Почему кинжалы, а не мечи? Да и рукояти кинжалов выглядели как новенькие. Будто их никогда не брали в руки.
Окинув молодцев спокойным взглядом, Глеб стряхнул с сигареты пепел, улыбнулся и вдруг одним махом вскочил на ноги, выхватил из ножен меч и, сделав молниеносный выпад, вонзил клинок ближайшему парню в горло.
Трое других отшатнулись от неожиданности, а раненый парень упал на колени, схватился руками за окровавленное горло и прохрипел:
– Заговоренный… меч.
Затем рухнул на землю, дернулся и замер. Глеб, крепко стиснув в пальцах рукоять меча, оглядел лица оставшихся трех. Маскироваться далее не имело смысла, и они приняли свой истинный облик. Кожа на сухих, костлявых лицах натянулась, верхние губы приподнялись, и в оскаленных ртах блеснули клыки.
– Мы не налетчики, – проговорил один и облизнул тонкие губы черным языком. – Мы охоронцы Бельмеца.
От взгляда Первохода не укрылось, что стригои незаметно рассредоточились, а клыки их еще больше удлинились.
– Вот как? – Глеб внимательно следил за каждым их движением. – Кажется, до вас тоже дошел отблеск золотых монет, которые я показывал Бельмецу. Вашему хозяину это может не понравиться.
Еще один стригой сделал попытку прыгнуть, но Глеб легко увернулся от его когтей, рассек ему мечом живот, а когда тот рухнул на землю – отрубил ему одним ударом голову.
Двое оставшихся стригоев по-прежнему стояли на своих местах, пристально глядя на Первохода и стараясь найти в его обороне слабое место.
Ходок оглядел лица налетчиков медленным, спокойным взглядом и сказал:
– Я буду считать до пяти. Если на счет «пять» вы все еще будете здесь, я вас убью. Один… Два…
Один из стригоев шевельнул плечами и выдохнул:
– Кажись, этот парень – сумасшедший. Свяжешься с ним – себе же будет дороже.
– Точно, – кивнул второй. – Он сумасшедший. А сумасшедших охраняет бог Сурган.
– Три…
Стригои втянули когти и сомкнули губы, и в этот миг Глеб бросился в атаку. Самоуверенные стригои не ожидали от потенциальной жертвы (пусть даже жертвы сильной и умеющей за себя постоять) такой дерзости, и Глебу удалось застать из врасплох.
Первому стригою он разрубил голову пополам вместе с дорогой, украшенной яхонтами шапкой, а второму с разворота вспорол кончиком клинка шею. Затем опустил меч и отступил назад.
Еще несколько секунд оба стригоя стояли неподвижно, затем рухнули в траву и оцепенели. Глеб сорвал пучок травы и тщательно вытер заговоренный клинок, после чего вложил его в ножны и процедил сквозь зубы: