– Знаете, у меня сложилось впечатление, что император Николай обязательно прислушается к вашим словам и к словам генерала Перовского. Хорошо, но, наверное, и Россия что-нибудь потребует для себя, хотя бы в качестве компенсации за тот ущерб, который мы нанесли ей в Крыму и других местах?
– В Европе, думаю, Россия вряд ли захочет что-либо получить от Франции. Возможно, что в ваших колониальных владениях мы попросили бы один из карибских островов, а также определенные территории в Полинезии и, например, остров Кергелен. Насколько я знаю, за исключением Карибов, Франция еще не освоила эти территории и от их уступки не понесет большой ущерб.
Наполеон-Жозеф задумался.
– Полагаю, мой генерал, что ваше предложение не просто своевременно, оно еще и более чем щедрое. Конечно, если Россия не потребует с нас чрезмерной контрибуции.
– Думаю, что не потребует, особенно если ее долги французским банкирам будут обнулены. Но возместить ущерб, насесенный имуществу частных лиц и российской казне все же придется.
– Резонно… Да, этих Ротшильдов давно пора поставить на место. А то они уже практически в открытую диктуют правителям Франции, что и как следует делать. Хорошо, мой генерал, я подумаю над вашим предложением и дам вам обстоятельный ответ в ближайшие два-три дня. А теперь давайте выпьем еще по рюмочке вашей армянской амброзии!
8 (20) октября 1854 года.
Где-то в Великом княжестве Финляндском
Филонов Федор Ефремович, пленник
Главный похититель предложил мне пройти в дом, но это было не так-то просто сделать. Ноги и руки меня не слушались, и, попытавшись сделать шаг, я ничком рухнул на землю. Да, еще немного, и у меня появились бы пролежни. Кряхтя приняв сидячее положение, я начал активно вращать одеревеневшими руками и шевелить ногами. Лежавшая рядом со мной Елизавета не шевелилась и лишь тихо постанывала.
Милейший пан Ковальский пнул меня ногой в бок, дескать, хватит сидеть, вставай. Но европеец – несмотря на отсутствие акцента, почему-то мне казалось, что он англичанин – остановил его жестом. Тогда неугомонный пшек подошел к Елизавете и брезгливо поморщился.
– Пся крев, – выругался он, – как смердит от этой курвы. Пан разрешит помыть и переодеть ее? – рожа поляка мерзко осклабилась, и я понял, что мытьем и переодеванием Елизаветы дело вряд ли ограничится.
Иностранец махнул рукой, и надсмотрщик с двумя товарищами, схватив свою жертву за руки, поволокли ее в сторону сарая, стоявшего неподалеку от колодца.
Я почувствовал, что руки и ноги потихоньку начинают меня слушаться, и решил встать. Удалось мне это сделать лишь с третьей попытки.
– Где я могу привести себя в порядок? – спросил я у европейца. Тот немного помялся, потом махнул рукой своему, как я понял, слуге и сказал ему что-то по-английски, причем с оксфордским прононсом. Мне достаточно хорошо был знаком этот язык, но я не расслышал сказанное – от колодца донесся истошный вопль Елизаветы.
– Мадемуазель не нравится холодная вода, – пояснил англичанин. – А как вы относитесь к ополаскиванию водой из колодца? Я слышал, что русские это очень любят.
– Много ты знаешь, что любят русские! – сказал я по-английски. И выругался, но уже по-русски.
Как ни странно, но англичанин не обиделся, а, наоборот, рассмеялся. Потом он стал снова серьезным и сказал:
– Мистер Филонов, сейчас Джон поможет вам привести себя в порядок, а потом мы поговорим с вами в доме о наших общих делах. Думаю, что вы не откажетесь поужинать со мною.
Хмурый и неразговорчивый слуга англичанина вынес из дома большой кувшин с горячей водой, кусок мыла и медный тазик. Потом он принес относительно чистые штаны и холщовую матросскую рубашку.
– Сэр, – сказал он, – снимите ваше белье, оно нуждается в стирке. Наденьте пока во это.
Помывшись и приведя себя в относительный порядок, я в сопровождении Джона направился в дом. На крыльце я услышал раздававшиеся из сарая мужское пыхтение и жалобные женские стоны – похоже, что поляки все же решили немного развлечься с Елизаветой.
Я остановился и начал прикидывать – не дать ли мне по морде Джону, забрать у него торчащий за поясом короткоствольный капсюльный пистолет и пойти разобраться с похотливыми пшеками. Но Джон, словно уловив мои мысли, сделал шаг назад, положил руку на свой «кольт», или как он там называется, и сделал жест рукой, дескать, не стой, заходи. Я вздохнул и переступил порог дома. Следом за мной вошли двое мордоворотов.
Меня провели в маленькую финскую горницу с бревенчатыми стенами и двумя небольшими окнами. О том, чтобы выбраться через них наружу, не могло быть и речи – я бы застрял в оконных проемах, как Винни-Пух после памятного визита к Кролику. Посредине стоял грубый дощатый стол, накрытый на две персоны. Мне указали на место в углу, а сам хозяин уселся напротив меня. Один из мордоворотов занял место у выхода, а другой встал за моим стулом. Когда я взглянул на него, англичанин усмехнулся.
– Господин Филонов, даже если вам и удалось бы бежать отсюда, скажу сразу – мы с вами находимся на полуострове. Единственная дорога на материк проходит по узкому перешейку, который контролируют мои люди. А в обход там не пройти. Вплавь? Водичка, знаете ли, прохладная даже летом, а сейчас так и вовсе. Так что шансов сбежать отсюда у вас никаких нет. Джон, – сказал он вошедшему слуге, – будьте так добры, подайте обед.
Неразговорчивый Джон подал мне большую глиняную тарелку с тефтелями с картошкой, запах которых заставил меня сглотнуть слюну. Такую же порцию он принес и англичанину, а через пару минут перед нами стояли две стекляные кружки пенистого пива.
– Мистер Филонов, – сказал мне англичанин, – прошу извинить меня за то, что вас доставили ко мне помимо вашего желания. Ну, и за все неудобства во время вашего вынужденного путешествия. Видите ли, у меня было очень мало времени на то, чтобы познакомиться с вами.
– А нужно ли нам было вообще знакомиться? – спросил я у своего собеседника. – Думаю, что мы вряд ли найдем с вами общий язык.
– Как знать, как знать, – задумчиво произнес британец. – Вон, послушайте, ваша спутница, кажется, уже нашла общий язык с моими поляками.
Даже в доме были слышны истошные вопли Елизаветы. Похоже, что поляки вошли во вкус. Я поморщился, и англичанин сделал постное лицо и сочувственно развел руками, дескать, что с них взять – дикари-с…
– Думаю, что вы вряд ли станете меня пытать, – ответил я. – Все, что вам хочется знать, вы и так от меня узнаете. Только вы мне все равно не поверите. И перепроверить сказанное мной вам не удастся – еще полчаса такого «горячего общения» ваших польских головорезов с Елизаветой, и она уже ничего вам не скажет по причине летального исхода. Мертвые, как известно, весьма неразговорчивы…
Англичанин изменился в лице и бросил:
– Вы правы, господин Филонов. Пойду-ка я утихомирю этих милых шляхтичей. Ешьте, не стесняйтесь, я скоро приду.
