– Понятно, господин капитан. Похоже, мне придется уговорить его заняться не военной карьерой, а чем-то другим.
И перевел разговор на литературу и музыку будущего. Кстати, он действительно оказался человеком разносторонне образованным и весьма неординарным.
Пока же мы перешли через пограничную линию, где нас уже поджидал почетный эскорт и офицер в богато украшенном золочеными позументами мундире – в отличие от его спутников, русобородый и широколицый. Он поклонился:
– Господин полковник, позвольте представиться, юзбаши
[42] султанской гвардии, Мустафа Джелялэттин.
Я достаточно долго прожил в Гамбурге, дружил с детьми из самых разных семей и готов был поклясться, что акцент у Мустафы не турецкий, а польский. Нас с лейтенантом Штайнмюллером сей Джелялэттин не заметил, но Мольтке сразу сказал недовольным голосом:
– Господин юзбаши, позвольте вам представить капитана Арнинга и лейтенанта Штайнмюллера. Капитан Арнинг останется у вас после того, как я закончу инспекцию. Его задачей будет наблюдение над совершенствованием оборонительных рубежей с учетом моих замечаний.
– Но мы надеялись, что вы это сделаете лично…
– Господин юзбаши, тогда ваше командование должно было пригласить меня как минимум на месяц раньше.
– Но мы не могли это сделать, господин полковник, пограничные переходы вновь открыли только после вывода австрийских войск из Дунайских княжеств. И, позвольте заметить, господин капитан весьма молод. Сколько вам лет, господин капитан?
– Двадцать пять, – улыбнулся я (попал я в прошлое лейтенантом, капитана же мне дали перед новой присягой). – Но какое отношение это имеет к моим познаниям в области фортификации?
Мольтке строго посмотрел на Мустафу и отчеканил:
– Господин юзбаши, капитан Арнинг – блестящий военный инженер и хорошо знаком с самыми передовыми методами фортификации. Вам нужен возраст или специалист?
– А что за странный акцент у господина капитана? – похоже, наш польско-турецкий друг не хотел сдаваться.
– Гамбургский, – ответил я, – а чем, собственно, он вам не нравится?
– Ну, тогда можно, – задумчиво произнес мой визави, хотя выражение его лица все еще было недовольным. – Проходите в экипаж. Сегодня уже поздно, поэтому мы заночуем в гостинице. А завтра с раннего утра мы отправимся в Силистрию.
25 октября 1854 года.
Копенгаген, дворец Брокдорф в Амалиенборге
Король Дании Фредерик VII
– Ваше величество! Ваше величество! Проснитесь!
Испуганный голос лакея из-за двери сопровождался тревожной суетой в комнате для лакея. Король Дании Фредерик чуть потянулся, перевернулся на другой бок и снова засопел. Но тут он почувствовал, как кто-то ласково, но довольно сильно трясет его за плечо. Король с трудом приоткрыл глаза. Его супруга Луиза, увидев, что он проснулся, улыбнулась спросонку, поцеловала его в щеку, повернулась на другой бок и сладко засопела дальше. Ему же пришлось вставать – просто так короля будить бы не стали.
Хотя, конечно, после того, как он пять лет назад даровал народу конституцию, у него появилась масса свободного времени. А раз его супруга была из простой семьи (и потому их брак считался морганатическим), то они нередко ходили на встречи с этим самым простым народом. Вот и вчера он где-то с кем-то пил, причем пил немало, зная, что Луиза всегда сумеет доставить его домой. Видимо, все так и произошло. Но теперь ему так хотелось отоспаться, да и голова раскалывалась…
Не утруждаясь одеванием, король в одной ночной рубашке и с колпаком на голове вышел в соседнюю комнату и не поверил своим глазам – там его ждали Андерс Сандё Эрстед, премьер-министр, Христиан Альбрехт Блюме, министр иностранных дел, Христиан Фредерик фон Хансен, военный министр, и Стеен Андерсон Билле, военно-морской министр… Хенрик, лакей, разбудивший его, скромно стоял в сторонке.
– Доброе утро, господа! – приветствовал всех собравшихся король.
– Доброе утро, ваше величество! – ответили ему, а премьер-министр Эрстед добавил:
– Ваше величество, прошу извинить нас за столь ранний визит…
Фредерик краем глаза взглянул на большие напольные часы, стоявшие в углу.
– Ну, не такой уж он и ранний, господа. Уже половина двенадцатого… Простите вашего монарха, вчера я сильно устал и потому так долго спал.
– Ваше величество, только что прибыл гонец из Хельсингёра – через пролив прошла англо-французская эскадра. Наблюдатели насчитали десять больших 100-пушечных кораблей, столько же фрегатов, восемь транспортных судов и еще несколько пароходов.
– Понятно, – кивнул Фредерик, а про себя подумал: «Этим канальям, похоже, мало того, что их уже раз побили русские? Помню, как их „Прекрасная Эльзаска“ с трудом добрела до Копенгагена полтора месяца назад, и как французы униженно просили, чтобы наши верфи отремонтировали их корабль. Иначе ему просто было не доползти до Кале или Бреста – черт знает, где у него порт приписки… А теперь они вернулись за добавкой!»
Фредерик, конечно, больше симпатизировал Российской империи в этой войне. Но Дании пришлось утереться, когда первые английские корабли прошли проливами еще в апреле. А когда в августе в Копенгаген пришла эскадра Непира, то и вообще стало ясно, что если Дания сделает хоть один неверный шаг, то повторится то, что англичане уже два раза делали с его столицей – эти сволочи назвали свои преступления «копенгагированием».
В 1801 году британцы уничтожили датский флот, заодно обстреляв столицу королевства, и нанесли Копенгагену большой урон. А в 1807-м от прекрасного древнего города вообще остались лишь одни закопченные руины. Да, русские тогда заступились за Данию. Но Фредерик помнил, как, будучи ребенком, он лазил по развалинам домов. Мальчику все это напоминало старинные сказки, но его отец, Христиан VIII, тогда еще кронпринц, и мачеха, Каролина Амалия, вспоминали о тех страшных событиях с содроганием.
– Боюсь, что мы не в силах им противостоять, – сказал король, на что фон Хансен ответил:
– Увы, ваше величество, но все обстоит именно так.
А военно-морской министр Билле кивнул с самым мрачным видом.
– Как вы полагаете, когда именно они появились в Хельсингёре? – спросил Фредерик.
– Около половины девятого утра, ваше величество, – ответил фон Хансен. – Рассвет у нас около семи, так что они дождались раннего утра, чтобы войти в Эресунн. Полагаю, что они будут у Копенгагена в самое ближайшее время.
– И не исключено, что их адмирал намеревается нанести мне «визит вежливости», – хмуро произнес король.
– Именно так, ваше величество, – согласился Блюме.
– Господа, я попрошу вас подождать меня в Синем кабинете. Хенрик, – монарх повернулся в сторону лакея, – приготовьте мне мой парадный мундир. И пусть на нем будет лента, звезда и цепь со знаком русского ордена Андрея Первозванного, которым в 1841 году наградил меня русский император Николай. Пусть эти сволочи побесятся, увидев эту награду.
