– Группа монахов, покидая Линдисфарн, набрела на брата Вальтеофа в руинах монастыря Святого Кутберта, – принялся рассказывать Ивар Бескостный. – Они привезли его сюда, в Йорвик. Твой друг Ярвис заботился о нем, и постепенно он пошел на поправку. Тем, кто желал его слушать, он частенько рассказывал о ненависти, которую к тебе питает. А у меня всегда ухо востро.
Он протянул повязку Вальтеофу, который тут же вернул ее на глаза с крайней осторожностью, чтобы случайно не коснуться корявой макушки.
– После веры ненависть – самый сильный двигатель человека, – сказал тощий монах. – И я старательно взращивал свою ненависть, по мере того как выздоравливал. Все лето я лежал в постели в мрачной каморке и мечтал о мести. Я оказался вверен попечению этого гнома-карлика Ярвиса, несмотря на то что он занял мое законное место. По приказу короля я даже выучил идолопоклонника Эллу языку саксов, хотя он – явный бастард и не имеет права претендовать на королевский престол. У меня были на то свои причины.
Вальтеоф не знал, что Ивар прекрасно говорил на языке саксов. Отношения этих двоих строились не на взаимном доверии, их объединяло нечто иное.
– Викинг обещал дать мне возможность отомстить, когда ты будешь ему не нужен.
Громкий скрип заставил меня вздрогнуть. Ивар Бескостный застонал, попытавшись приподнять с пола крышку люка.
– Значит, мы столкнулись на улице не случайно! – воскликнул я.
– Честно говоря, я думал, ты давно это понял. Может, не такой уж ты и смышленый. – Рыжебородый ярл приосанился. – Когда ты рассказал мне о колодцах для пленников, я подумал: подходящее место для обитания моего нового союзника. Вальтеоф согласился, что для осуществления акта мести лучше не придумаешь. С тех пор он терпеливо ждал в этом мраке.
Я содрогнулся, осознав суть уготованной мне Вальтеофом мести.
– Я не погибну, будучи посаженным в колодец, – выпалил я, сильно сомневаясь в этом. – Саксы, захватив город, вызволят меня.
– Я не был бы так уверен, что саксы займут Йорвик. Однако – кто знает, может, муравьи побегут в другом направлении, чем я рассчитываю.
Ивар Бескостный протянул мне бечевку с доской и в тот же миг хорошенько пнул меня, так что я покачнулся и отступил назад. Когда подо мной разверзлась глубокая яма колодца, мне ничего не оставалось, как уцепиться за деревянное сиденье.
– В любом случае, – спокойно продолжал он, глядя, как я болтаюсь над бездной, – мне комфортнее знать, где ты находишься.
– Это ты убил Рагнара, – задыхаясь, крикнул я.
– Конечно, нет. – Он спихнул мою ногу, когда я попытался удержаться на краю колодца. – Пораскинь мозгами. Я был в это время в Восточной Англии с большей частью армии. В ста милях южнее. И вообще ты не имеешь права никого обвинять. Насколько я понял из бесед с монахом, для твоей одержимости вопросом отцеубийства есть кое-какая причина.
– Верно. – Вальтеоф оживился в кресле с высокой спинкой. – Я видел, как ты убил собственного отца, Вульф. Забыл? Я видел тебя!
Я не без задней мысли избегал рассказывать скандинавам о своем прошлом. Теперь моя тайна была раскрыта. Я мог бы предположить, что мне не удастся скрывать правду в течение длительного времени.
Я перевел взгляд с тощего монаха на синие холодные глаза Ивара Бескостного и понял, что рыжебородый ярл давно был в курсе моей истории.
– Не унывай, – с этими словами он принялся разматывать лебедку. – Если мы выиграем битву за Йорвик, я вернусь. Тогда и посмотрим – возможно, ты мне еще пригодишься.
– Погоди, викинг, – воскликнул Вальтеоф. – Ты обещал предоставить мне возможность отомстить.
– Пускай другие решают этот вопрос, монах. – Голос Ивара Бескостного эхом отразился от стен. Я находился гораздо ниже края колодезной ямы. – Если твой жестокий бог, убивший собственного сына, добьется своего, змеи позаботятся о Рольфе.
Теперь я не видел вокруг ничего, кроме тьмы, дышавшей, как живое существо и вздымавшейся мне навстречу. Ни один грешник не избежит наказания Белого Христа, а отцеубийство – самое страшное преступление.
Судьба настигла меня.
Зима 866
Я извиваюсь в тесноте под настилом, служащим мне постелью. Надо мной разгорается солома. Сквозь треск пламени слышу голоса людей снаружи. Альтон кричит. Слова разобрать невозможно, но в интонации угадывается отчаяние.
Наконец я вылезаю из-под настила и лихорадочно стряхиваю с себя раскаленные угли. Большой пук горящей соломы падает прямо перед дверью. Огонь немедленно охватывает иссохший дверной косяк, словно с нетерпением ждал этого момента. От стен вокруг струится оранжевый жар. Языки пламени жадно поглощают оставшийся воздух. Задыхаясь, я встаю на колени.
Под крошечным окошком огонь еще не полностью поглотил стену из переплетенных ветвей. Я с силой втыкаю между ветками ногу. Куски пересушенной глины разлетаются во все стороны. Я ковыряю и расцарапываю стену, которая ломается со звуком, напоминающим стук дождевых капель по жесткой поверхности. Пока расширяю отверстие, на мою согнутую спину падают клочья горящей соломы. Я кричу от боли и отчаяния. В конце концов мне поддается горизонтальная опорная слега. Я высовываю наружу голову. Затем плечи. Отталкиваюсь ногами и целиком пролезаю в отверстие. Холодный мокрый снег поглощает меня, я катаюсь по нему, испытывая сильную боль от ожогов, и жадно хватаю губами свежий ночной воздух.
Лишь спустя несколько мгновений я замечаю, как тихо вокруг. За моей спиной бушует огонь. Но люди молчат. Я поднимаю глаза на тощего брата Вальтеофа и брата Сельвина с искаженным от растерянности лицом.
– Если нам и требовались дополнительные основания для обвинения, – говорит Вальтеоф, – увиденное можно считать исчерпывающим доказательством. Лишь грешник, действующий заодно с дьяволом, способен выбраться из преисподней.
Я неуверенно поднимаюсь на ноги. Альтон стоит позади двух монахов. Его бородатое лицо выражает испуганную растерянность. Взгляд выпученных глаз наполнен страхом и готовностью к покаянию. Его неуверенность пробуждает во мне приступ ярости.
– Большое спасибо за помощь, – саркастично говорю я и добавляю: – Отец!
Монахи оборачиваются на кузнеца.
– Вот оно как. – Сельвин близоруко щурится. – Это кое-что проясняет в твоем поведении, Альтон.
– У твоей матери наверняка имеются другие безродные отпрыски, о которых нам неплохо было бы знать? – обращается ко мне Вальтеоф.
– Я не безродный отпрыск, – отвечаю я. – И что ты можешь знать о моей матери?
Его гнилые желтые зубы поблескивают в свете пламени. Он приближается ко мне и шепчет так, чтобы другие не услышали:
– В том, что ты безродный отпрыск, нет никаких сомнений, поскольку твои родители никогда не были женаты. И я кое-что знаю об этой потаскухе. Например, что она из данов. Знаю, что она вёльва и что ты попросил ее проклясть меня, когда она в последний раз навещала тебя в монастыре.
