Мне казалось странным, что граф так прячет от всех свою кунскамеру. Этого нельзя было объяснить только ценностью коллекции. Что он там еще скрывает? Может быть, потайной ход?
– Думаешь, если мы найдем потайной ход, это прольет свет на тайны семьи Арсаго? – недоумевала Инес.
Почему-то я была уверена. Мне казалось, что найти крипту – это все равно что обнаружить прут, на который, словно кольца занавески, нанизывались непонятные события последних дней. По крайней мере, я узнаю, кто туда недавно спускался. И с какими целями.
Итак, помахав рукой вслед донне Арсаго, я хотела уже вернуться в дом, как вдруг проплывавшая мимо гондола замедлила ход, и ее владелец сделал мне знак подойти. Из-под шляпы блеснули внимательные глаза.
– Ты, должно быть, синьорита Джулия, невеста молодого хозяина? – тихо спросил он.
– Да, и что с того?
Я насторожилась. За плечом сам собой возник призрак тети Ассунты, назидательно грозящий мне пальцем. Молодой патрицианке не следовало беседовать с незнакомцем без присмотра дуэньи.
Чужой гондольер, впрочем, тоже не горел желанием плести долгие речи. Подведя лодку поближе, он скороговоркой прошептал:
– Если хочешь получить известия от людей, которым ты небезразлична, приходи к церкви Святой Марины сегодня после третьего часа.
– От каких еще людей? – растерялась я.
Но мужчина, сделав свое дело, снова активно заработал веслом. Его гондола грациозно развернулась на пятачке и вскоре затерялась среди других судов, спешивших по каналу. Я осталась на пристани в одиночестве. Сначала подумала, что это Энрике, скучая в Патаве, решил прислать мне весточку таким необычным способом. Это вполне было в стиле венеттийцев. Некоторые женихи устраивали под окнами возлюбленных целые представления, с музыкой и серенадами. Однако Энрике вроде бы не был склонен к экстравагантным поступкам. А если не он, тогда кто?
На террасу выполз один из лакеев, и я, очнувшись от раздумий, поспешила в дом. Нельзя было терять ни минуты! Скоро вернется донна Арсаго, и нам с Инес снова придется коротать вечер за вышивкой, слушая тиканье старых часов на камине. Странный гондольер с его поручением тут же испарился у меня из памяти. Не хватало еще бегать по тайным свиданиям! На сегодня у меня были другие планы.
Тихо, сторожась каждого шороха, мы с Инес поднялись по темной лестнице на верхний этаж. В коридоре никого не было. Сюда выходили несколько дверей – высоких, двустворчатых, отделанных бронзой.
– Вот эта дверь ведет в Зал Масок, – шепнула Инес.
Так называлась кунскамера дона Арсаго. Ключ в замке послушно повернулся, дверь еле слышно скрипнула – и мы вошли.
Комната была маленькой и восьмиугольной, со стеклянным потолком в частой свинцовой оплетке. Из-под купола падал мягкий рассеянный свет. Полы были сделаны из дерева, старые и порядком потертые. Матово поблескивали прозрачные дверцы шкафов, за которыми лежали разные изящные безделушки. Блестела мозаика с кусочками золота и смальты, украшавшая стены. Четыре стены, через одну, были заняты шкафами. Между ними в проемах висели высокие старинные зеркала, глядевшие прямо друг на друга. От созерцания их мутной туманной глубины делалось не по себе.
– Почему он называется Зал Масок? – спросила я шепотом. Тишину в комнате было боязно нарушить даже дыханием. Инес молча показала наверх. Я подняла глаза и вздрогнула от неожиданности.
Со стены на меня смотрело белое алебастровое лицо, искаженное яростью. Еще одно пялилось с другой стены. И еще одно, и еще… Шесть масок глядели на нас со всех сторон, и каждая была до невозможности живой. Их эмоции хлестали по нервам, как кнутом. Боль. Наслаждение. Гнев. Презрение. Страх.
– Это… ужасно, – сглотнула я, разом позабыв, для чего мы сюда явились. Тихая гармония комнаты с ее изящными пропорциями и мирно льющимся светом представляла жуткий контраст с искаженными лицами, торчащими из стен.
– Говорят, что во время последнего заговора граф допрашивал здесь предателей. Эти маски – слепки с живых лиц, – шепнула Инес.
Я с ужасом оглянулась, боясь найти среди страшных безглазых лиц черты Алессандро. Если его отец был среди предателей… Мадонна, надеюсь, ему никогда не приходилось бывать в этой комнате!
Заставив себя отвлечься от масок, я встретилась взглядом с зеркалом, висевшим прямо передо мной. Выглядело оно так, будто находилось здесь не одну сотню лет, успело отразить тысячи лиц и теперь выполняло свою работу крайне неохотно. Вместо собственного силуэта мне виделся какой-то размытый блин. Из-за необычного расположения зеркал череда отражений уходила вглубь каждой стены, странным образом раздвигая пространство. Я стояла в середине зала, будто на перекрестке четырех дорог, уводивших куда-то в запределье. Вдруг показалось, что в глубине зеркала что-то мелькнуло.
Инес схватила меня за руку:
– Не надо, не смотри туда, если не хочешь потерять свою душу!
– Подожди, – шепнула я. Движение в зеркале повторилось, а вместе с ним появилось ощущение чужого присутствия. В ушах у меня стоял шум, похожий на шум моря. По всегдашней привычке я позвала Пульчино, однако он не откликнулся.
Забыв про Инес, я осторожно подошла ближе. В зеркале отразилось мое лицо, но горевшие на нем глаза были чужими, как у паурозо – золотые, с острыми зрачками. Вдруг промелькнула физиономия Скарпы, затем мне навстречу распахнулась чья-то оскаленная пасть, заставив отпрянуть. Картинки менялись все быстрее. Позади меня кто-то кричал – кажется, Инес. Я отмахнулась, не до нее сейчас. Сумрачная зеленоватая глубина так и манила к себе. С бьющимся сердцем я прижала ладонь к зеркалу – и легко прошла его насквозь.
Вопреки здравому смыслу, я оказалась на улице, прямо на мостовой. Сквозь булыжники проступала вода. Канал рядом со мной порядочно раздуло, а морские волны все прибывали. Вода стремительно заливала причалы, от которых остались только колья, торчавшие наружу. Резко пахло солью, в ушах стоял неумолчный гомон чаек. Одна из них присела на камни рядом со мной. Маленькая голова с пустыми глазницами, клетка хрупких ребер, жалкие косточки крыльев… мертвая чайка. Отшатнувшись в испуге, я оступилась, ухнув с головой под воду. Захлестнула паника, как бывает, когда тебя утащит волной, и ты не знаешь, куда плыть, чтобы подняться на поверхность. Вязкая темнота душила, сковывала движения. Внезапно по глазам ударил свет, и чья-то ледяная ладонь звонко шлепнула меня по щеке.
Когда я очнулась, то обнаружила себя сидящей посреди комнаты. Волосы намокли, по платью расплылись мокрые пятна. Надо мной с кувшином в руке возвышалась донна Ассунта, а из-за ее спины злорадно ухмылялся Скарпа. Дверь в кунсткамеру была открыта. Перепуганная Инес стояла поодаль, прижимая ладонь к губам.
– Ну-ка принеси еще воды, – потребовала Ассунта, бесцеремонно сунув Скарпе кувшин. Тот пробурчал что-то, однако ослушаться не посмел.
– Больше не нужно, спасибо, – еле выговорила я, когда шут скрылся за дверью. От холодного душа вся непонятая дурнота сразу прошла.
