– Когда бы я успел? – огрызается Рикардо. – Я торчал в Патаве с Энрико, потом сразу примчался сюда, а тут – такое!
Краешком глаза я вижу обоих. Рикардо стоит ко мне спиной, поза такая напряженная, будто перед ним – противник на дуэли. Серые глаза Алессандро похожи на холодные лезвия. Он едко усмехается:
– Примчался? Ты добрался сюда только под утро, хотя уехал из Фьюзи вчера днем! Я это знаю точно, так как во Фьюзи постоянно дежурят мои люди. Стерегут Манриоло, если он вздумает сбежать из Венетты этим путем.
Даже по спине видно, как Рикардо ощетинился:
– Это что, допрос?! На что ты, черт возьми, намекаешь?!
– На то, что донна Ассунта определенно имела подозрения против твоей… сестры, и вчера ее едва не убили. Хотя я рад, что Джулия не пострадала.
Мне вдруг ужасно не хватает воздуха. Это неправда, синьор ди Горо ошибается! Тот человек хотел убить нас обеих! Голос Рикардо дрожит от злости:
– Ты думаешь, что я… да как ты смеешь?! Ладно. Вчера я заехал на Дито. Только что узнал, что «Прекрасная ферроньера» наконец-то вернулась в порт. Весь вечер мы с капитаном разбирали дела, когда явился Фабрицио с квадратными глазами и доложил, что на Джулию напали. Я знал, что ты здесь, и она в безопасности, поэтому не особо спешил. Теперь доволен?
В комнате повисло насыщенное молчание. Потом Алессандро насмешливо пожал плечами:
– Конечно, ведь сестра для тебя – лишь «ценный козырь»… Корабль, безусловно, важнее.
– Да, если хочешь знать! – вспылил Рикардо, стукнув кулаком по столу. – Я десять лет горбачусь, пытаясь сохранить то, что нажил отец! Я ночами не спал, вникая во все тонкости торговых операций, научился торговаться с лоцманами и менялами, чуть не сдох от корабельной еды, когда болтался в море у берегов Сиккилы, а остаток крови мне выпили портовые чиновники! И все, что я требую от моей никчемной сестрицы – чтобы она вышла замуж за одного из самых достойных женихов Венетты! Вроде я не многого прошу, а? И мне плевать, что там случилось на острове! Если святые сестры и живущие-под-волнами смогли вложить Джулии в голову хоть немного здравомыслия, я буду благодарен им по гроб жизни!
Алессандро что-то тихо ответил, но я этого уже не расслышала. В ушах шумело, дыхание перехватывало от обиды. На цыпочках отступив подальше от портьеры, я опрометью метнулась к себе. Захлопнула дверь и сползла по стене, закрыв лицо руками.
«Ценный козырь»… «никчемная девчонка»…
Лицо горело так, словно мне надавали по щекам.
«А на что ты надеялась? – строго сказала я себе. – Что он влюбится в тебя?! Ты же явилась к нему под личиной сестры!»
Но в душе я понимала, что даже если бы случилось чудо, и меня представили Рикардо как одну из венеттийских патрицианок, это не пробудило бы в нем никаких чувств. Он меня попросту не замечал. Так же как год назад, когда Джулия издали показала мне его среди веселой кутерьмы праздничного шествия… В тот момент мир для меня необратимо изменился. Солнечные лучи стали ярче, воздух наполнился сладостью, и украшенная площадь вокруг нас заблестела, как драгоценная брошка на голубом платье неба. С тех пор мои мечты, которым я предавалась в уединении крипты, приняли несколько иной оттенок.
Любовь – слишком сильное чувство для одного человека. Она греет, если разделить ее на двоих, но когда ее огонь горит лишь в одном сердце, оно вскоре устанет и обратится в пепел…
Снаружи послышались голоса служанок. Кто-то звенел посудой на кухне, во дворе заскрипел ворот колодца… Дом постепенно просыпался. Отлепившись от стены, я старательно умылась, чтобы скрыть покрасневшие глаза, и приготовилась дальше добросовестно играть свою роль. Что поделать, если Рикардо ко мне равнодушен? Это ничего не меняет в моих планах. Придав лицу подобающее выражение, я вышла в полутемный коридор.
– Мелина! Мелина! – долетел из салона веселый голос «брата». – Куда она подевалась, бесстыдница? Где таринский сыр? Где ветчина? Мы здесь, понимаешь, умираем с голоду!
Я подумала, что решительно не понимаю мужчин. Только что они готовы были поубивать друг друга, а теперь смеются и спорят, что лучше подать на завтрак: колбаски под соусом или острый сыр с ветчиной!
Хотя… что я вообще понимаю в дружбе? Стоя на площадке лестницы и касаясь ладонью гладких, отполированных перил, я вдруг почувствовала острое одиночество. Венетта не стала мне родным городом, я была здесь чужой, отгородившись от всех стеной лжи, которую сама же воздвигла. На какой-то миг мне отчаянно захотелось вернуться назад, на остров Терра-деи-Мираколо, где меня окружали друзья, жизнь была безоблачной и невинной, а ложь – маленькой и безобидной.
С этой маленькой лжи все и началось.
***
Мы с подругой сидим вдвоем, и крипта обнимает нас тихими темными крыльями, солнечные блики ластятся к стенам и потолку, колеблясь в ритмичном танце.
– Может, сходишь в скрипторий вместо меня? – спрашивает она умоляюще.
Друг от друга у нас давно нет секретов. Я вижу ее мысли как на ладони, и она мои – тоже. В крипте ей тесно и душно. Ее влечет в сад, где беззаботно поют птицы, одуряюще пахнет нагретой травой, а в дальнем, запущенном углу дремлет старый каштан. Его густая крона удачно скрывает тот факт, что каменная стена в этом месте наполовину разрушилась, превратившись в почти удобную лестницу для незваных гостей. По крайней мере, для тех, кто не боится порвать свою куртку о колючую ежевику.
В последние дни наш каштан навидался такого, что его листья начинают краснеть от неловкости.
– Он обещал тебе прийти сегодня? – прямо спрашиваю я.
Подруга не отвечает. Сбросив белое одеяние, она бестрепетно входит в темную воду, скороговоркой бормочет положенные молитвы, проводит ладонями по воде и стрелой вылетает обратно.
– Б-р-р! Холодная!
Она шумно отряхивается, как щенок, так что брызги долетают даже до меня. Отжимает тяжелые, потемневшие волосы. Вода в крипте еще долго ходит рябью, нервно поблескивает, оскорбленная таким пренебрежением. Я укоризненно качаю головой:
– Ты хоть понимаешь, что в такой молитве нет ни грана святости? – говорю я с нарочитой строгостью.
Судя по шороху, подруга уже успела облачиться в мою серую хламиду. Подойдя сзади, она обнимает меня крепкими мокрыми руками, распустившиеся концы волос щекочут мне шею:
– Тогда помолись и за меня тоже, милая Умильта… Ну пожалуйста! Не волнуйся – никто не заметит! Сестра Агата подслеповата, да и вообще всем безразлично. Тем более что ты гораздо сильнее меня в искусстве кьямата! Настанет день, когда ты всех нас еще поразишь.
Я лениво размышляю, что могла бы поразить сестер прямо сейчас… если бы не Пульчино. Я могла бы выйти к сестре Агате – скромная «серая» послушница! – и продемонстрировать ей стаю чаек, послушную моему… нет, нашему с Пульчино призыву. О, святые сестры были бы просто счастливы! Они обрядили бы меня в белые одежды, раскрыли передо мной заветные сундуки с книгами и рукописями – крупицы драгоценных знаний, собранные монастырем за долгие годы…
