Генрих восседал в богато украшенном резьбой епископском кресле, по бокам стояли Леопольд и дородный, роскошно одетый мужчина – видимо, епископ Шпейерский. Присутствовали в доме каноников и другие, но Ричарду их не удосужились представить. После того как Хадмар преклонил перед императором колено, Генрих жестом велел страже подвести Ричарда ближе. Первое о чем подумал король, пока рассматривал своего врага, так это что Беренгуэла была права. В Генрихе фон Гогенштауфене не было ничего царственного. Среднего роста мужчина, довольно хилый, с тонким лицом, бледность которого подчеркивали белокурые волосы и жидкая бородка. А еще Беренгуэла точно описала его глаза – они были такие водянистые, что казались бесцветными, и Ричарду подумалось, что он смотрит в пустые, безжизненные глаза змеи.
В руке Генрих держал великолепный золотой кубок, украшенный рубинами. Он отпил глоток, потом неспешно поставил кубок на подлокотник кресла.
– Я привык, что люди преклоняют колено, представ передо мной. – Голос его звучал ровно, латынь была безукоризненной.
– Ну, мы не всегда получаем то, к чему привыкли, разве не так?
Тонкие губы императора скривились в усмешке.
– Я могу заставить тебя опуститься на колени.
– Нет, – отрезал Ричард, улыбнувшись в ответ. – Ты – не можешь.
Он особо выделил местоимение, чтобы никто не истолковал ошибочно смысл сказанного им. У Филиппа от подобного оскорбления кровь прилила бы к голове. Генрих даже не пошевелился, и Ричарду припомнилась язвительная насмешка матери, утверждавшая, что у этого Гогенштауфена в жилах течет лед.
Молчание нарушил Леопольд:
– Не перейти ли нам к делу?
Выказанное им нетерпение дало Ричарду понять, что герцогу не по душе находиться тут. А еще, что Леопольд верит в свою возможность воздействовать на Генриха, и Ричард пришел к выводу, что Бабенберг еще больший дурак, чем это казалось поначалу.
– Разумеется, кузен. – Генрих снова улыбнулся. Такой ледяной улыбки Львиное Сердце не видел ни у одного человека. – Можешь лично зачитать английскому королю условия.
Леопольду все это совершенно не нравилось. Когда один из императорских писцов вручил ему пергаментный свиток, герцог принял его неохотно. Развернул, пробежал глазами, потом снова посмотрел на Ричарда.
– Император Священной Римской империи и я договорились в февральские иды в Вюрцбурге о том, что я передаю тебя, короля английского, на его попечение. Император будет содержать тебя по своему усмотрению до тех пор, пока не будет уплачен выкуп в размере ста тысяч серебряных марок. Половина из оных…
– Да ты шутишь?! – Ричард был ошеломлен. Такой запрос превосходил даже самые худшие его опасения. Сто тысяч серебряных марок в два раза превышали сумму годовых податей, собираемых с Англии и Нормандии.
– Могу я продолжить? – Леопольд нахмурился. – Как я уже сказал, тебе предстоит заплатить сто тысяч марок. Половина этой суммы станет приданым твоей племянницы герцогини Бретонской, которая на Михайлов день в этом году сочетается браком с моим сыном Фридрихом. Оставшиеся пятьдесят тысяч должны быть уплачены к началу Великого поста следующего года, и будут поделены между императором и мной.
Герцог оторвал глаза от документа и с вызовом посмотрел на Ричарда:
– Ты также выдашь императору двести знатных заложников в обеспечение исполнения условий настоящего соглашения. Император, в свою очередь, выдает двести заложников мне как гарантию того, что в случае его смерти прежде истечения данного договора ты будешь возвращен в мои руки. Если умру я, вместо меня будет выступать мой сын. Если умрешь ты, находясь во власти императора, твои двести заложников будут отпущены.
Решив, что Ричард собирается возражать, Леопольд вскинул руку.
– Это еще не все. Тебе следует освободить моего кузена Исаака Комнина и вернуть ему его дочь Анну. Кроме этого ты должен оснастить пятьдесят боевых галер и выставить сто рыцарей, а также лично во главе еще сотни рыцарей сражаться на стороне императора в войне против человека, узурпировавшего сицилийский трон.
Леопольд сделал паузу, как бы смакуя пункт, который он собирался огласить следующим.
– Существует еще одно условие твоего освобождения. Император будет удерживать твоих заложников до тех пор, пока ты не убедишь папу отменить интердикт, в случае если я несправедливо буду предан анафеме за взятие тебя в плен.
Это был один из немногих в жизни Ричарда случаев, когда он напрочь лишился дара речи. Он воззрился на герцога и императора и думал, что угодил в лапы к сумасшедшим. Сумма в сто тысяч марок была такой огромной, что не шла ни в какие рамки. И они решили, что весь мир будет одурачен, если обозвать эти деньги приданым, а не выкупом? Требование лично помочь в свержении его союзника Танкреда было в высшей степени мстительным и ставило короля английского вровень с каким-нибудь германским вассалом Генриха. Прочие условия возмущали ничуть не меньше. Выдать на милость Генриха двести заложников и просватать племянницу замуж за сына Леопольда? Освободить этого сукиного сына Исаака Комнина и вернуть ему Анну? Ходатайствовать перед папой за человека, который его схватил?
– Я полагаю, что вы оба спятили. Я никогда не соглашусь ни на один из этих пунктов. Никогда!
Леопольд покраснел от гнева, но Генрих продолжал спокойно потягивать вино.
– А я думаю, что согласишься, – произнес он с очередной ледяной улыбкой. – Видишь ли, если ты не согласишься, то лишишься для меня всякой ценности, и у меня не будет причины оставлять тебя в живых.
Блеф был разыгран убедительно. Но Ричард знал, что это блеф, потому как понимал, что эти алчные сумасшедшие его не убьют. По крайне мере, пока рассчитывают опустошить английские сундуки не хуже берберских пиратов.
– Ну, значит мы в тупике, потому как я скорее умру, чем соглашусь на эти условия.
Его упорство ничуть не вывело Генриха из себя.
– Даю тебе время поразмыслить. – Он сделал знак стражам, которые снова обступили Ричарда.
Осознав, что его отсылают прочь, как какого-нибудь слугу, король ощутил ярость столь мощную, что перед ней отступило на второй план все остальное. Никогда в жизни ему так не хотелось иметь под рукой меч. Но караульным он сопротивляться не стал, не желая тешить Генриха. Император смотрел, как эскорт направился к двери, выждал, когда та откроется, и только потом сказал:
– Есть еще кое-что. Суд над тобой начнется завтра.
Глава X
Шпейер, Германия
Март 1193 г.
Ричарда разместили в доме каноников при большом соборе, потому как Генрих постановил, что суд состоится в большом зале дворца епископа Шпейерского. Король ждал возвращения Хадмара и беспокойно расхаживал по комнате, а австрийские стражи старались обеспечить хоть какую-то свободу, расположившись в углу. Ричард ощущал их сочувствие, но понимал, что ему предстоит столкнуться с куда более враждебной аудиторией, когда начнется императорский сейм – Хадмар успел его предупредить, что завтрашний сейм будет мало похож на обычное собрание германских князей. Поскольку половина из них находится в состоянии мятежа против Генриха, их места будут пустовать. Среди участников будут австрийский герцог, его брат, герцог Медлингский, и сын. Присутствуют и ближайшие родичи Генриха: его дядя, граф Рейнского палатината, два брата: Конрад, герцог Швабский, и Отто, граф Бургундского палатината. Хадмар сказал, что в большом зале были архиепископ Трирский, а также епископы Шпейера, Вормса, Пассау, Фрейзина и Цейтца. Здесь же будут имперские министериалы, возглавляемые маршалом Генриха Хайнцем фон Кальденом, и его сенешаль Марквард фон Аннвейлер, наряду с клириками. Приехали послы от французского короля и Бонифация д’Алерамичи, маркиза Монферратского – младшего брата человека, в убийстве которого обвиняли Ричарда.
