Сон лечит. Если не лечит, нужно спать еще.
По покрывалу ползают яркие бело-золотые лучи; полдень. Я не обедала и не завтракала.
«Спи».
И заставила себя закрыть глаза. Время пройдет – тик-так, тик-так, – скоро снова в бой. Отдыхай. Набирайся сил.
* * *
Кей.
Теперь он напоминал себе себя прежнего – с таким бесполезно бороться. Завелся внутри заспанный мотор, затарахтели шестерни; около пяти вечера вывел из гаража пыльный седан.
Посетив магазин, Кей Джей отправился прямиком к знакомому особняку, у ворот которого стоял накануне. Поздоровался с «Четтеровцами», как с приятелями, – кивком. Ему даже ответили; без вопросов впустили внутрь.
В комнату хозяйки он стучал в половине шестого.
Чем она занята – бесполезной мозаикой?
Веста открыла мрачная – не то усталая, не то заспанная, – в домашних штанах, футболке навыпуск. Здороваться не стала – он и не ждал.
– Привет. Не занята?
Прошел в комнату, слов так и не дождался. На него смотрели точно так же, как позавчера, – как на чужого.
«Успела закрыться», – такой была бы и его защитная реакция.
– Мисс из другого мира, а ты знаешь, что к востоку от Пайнтона есть бухта?
– Видела на картах.
– Была там?
– Нет.
– Сейчас побываешь.
Никакого движения. Застывшая женская фигура с недоверчиво-вопросительным выражением лица.
Он лишь раздраженно хлопнул ладонью по своему бедру:
– Давай, собирайся, едем. Хватит дома сидеть.
* * *
(Chill Cafe – You Are My Hiding Place)
До бухты Каруна от городской черты сорок минут.
– Не уверен, что там можно купаться – пляжей нет, – но утесы очень живописные. Ты взяла с собой кофту? Может, остановиться на заправке – пить хочешь?
Веста молчала. Смотрела в сторону – отстраненная и замкнутая. Кей знал почему: когда привычная броня дает трещину, больше всего хочется залезть назад, однако «яйцо» треснуло. Чтобы залатать и замазать швы, требуется время. А назад не хочется – в том и западня. Хочется наружу – к радости, к свободе, в жизни, а не тихой смерти в одиночестве и в темноте.
Ее броня треснула. И потому в глазах тревога. Он же, не умеющий вести светские беседы, спустя какое-то время бросил попытки разговорить соседку. Повернул ручку радиоприемника, долго крутил станции, нашел ту, которая передает пустую и не примечательную музыку – поп-хиты. Решил – сойдет.
Когда прибыли на место – на вершину одного из утесов, – лишь отрицательно качнул головой, мол, помощь не нужна. И сам принялся за дело: разгрузил багажник, достал мелкий мангал, уголь, шампуры, пачку сосисок. Уже на месте подумал, что сосиски – это глупо, но другого все равно не купил. Мужик – он и есть мужик. Воду, впрочем, взял, спички, бензин тоже. Как всегда, все самое необходимое – солдат…
Веста, прихватив с собой резиновый коврик, устроилась неподалеку от края. Теперь смотрела на тонущее в розоватом одеянии море, куталась в слишком тонкую для здешних мест кофту – ветер. А он тут баловал нешуточный, временами шквалистый; зато внизу живописные грохочущие волны. И не важно, что купаться нельзя, – красиво. А красота лечит душу.
Пусть посидит, подышит, почувствует покой. Ей после долго стресса надо.
Чтобы насобирать сушняка (мог бы обойтись и без него, но так приятно, когда трещат ветки), Кею пришлось дать большой круг. Но все отыскал, уложил; укутал дно бумагой, разжег.
И стало хорошо. В радость резкие воздушные порывы, соленый воздух, грохот бьющейся внизу о камни воды. Он и сам давно здесь не был. Вечность. Потому засмотрелся на небо, ощутил вдруг, что у самого внутри тихо, как не бывало давно.
Ветки взялись быстро; здесь, на вершине, им дополнительный поддув не требовался.
Вот только… слишком тихо.
Он хотел, было, попросить ее рассказать еще о деревне, но решил – не стоит. Вдруг тяжело? Лучше бы о другом. Только о чем, чтобы не потревожить ей память?
– Жаль, купаться нельзя – море холодное. Так бы спустились.
В ответ тишина. Развевающиеся темные волосы, покатые плечи – Веста вросла в закат.
– Ты плавать-то умеешь?
Наверное, не ответит. И ладно, тогда он просто займется сосисками. Собственно, он привез, чтобы посидела, а не чтобы болтала.
Но Веста ответила.
– Умею. У нас была… есть речка.
Не хотел трогать ей память, а затронул. Мысленно чертыхнулся. Но ее бы любая тема затронула.
– Холодная?
Теперь уже какой смысл сворачивать?
– Теплая. Мы часто с ребятами к ней бегали, купались. Где заводь, там течения нет, только дно илистое… А все моря далеко, я не успела побывать.
– Успеешь еще.
Кей взялся за сосиски: вскрыл упаковку карманным ножом, одел, как умел ровно, на металлические прутья, положил над местом, где не играло открытое пламя.
– Плавать умеешь, хорошо.
Зачем-то повторил, как старый дед, которому нечего сказать. Понял, что над новой темой для разговора думать будет долго – отвык общаться.
– Только я не столько плавала, сколько рыбу ловила.
– Ты рыбу ловить умеешь?
Веста даже обернулась – скривилась удивленно и чуть презрительно: а ты, мол, не умеешь?
– Да, я самая ловкая, еще малой научилась. Сама. Отец только раз показал. Удочки сама мастерила, капроновую нитку мотала…
Ничего себе.
– Научишь?
Она смотрела странно – «когда и где?» Ответила расплывчато.
– Если будет возможность.
Ну, хоть так. Какая-никакая беседа клеилась – Кей радовался.
– Здесь, наверное, тоже рыба есть. Только другая.
– Наверное.
Он никогда об этом не думал. И впервые удивился самому себе – показалось, что ему бы тоже понравилось удить.
– Только не знаю, чем… – размышляла Веста вслух, – мир другой, наверное, и удочки другие.
– Ты ни разу не ездила в специальный магазин посмотреть?
«Ни разу, – ответила за нее тишина. – Зачем? Когда рядом старик…»
Да, увлечения и интересы гаснут, когда занят чужой жизнью, не своей. И сделал в голове заметку – узнать адрес магазина рыбацких принадлежностей. Будет время, заедут.
Пять минут спустя он подошел к ней с шампуром. Вручил один – самый приглядный на вид, где не подгорело, – отлучился к машине за пледом. Достал, грубовато укрыл ей плечи.
