Отправив пограничников, я посмотрел на часы и объявил подъём. Закончился отдых, мы покидаем лагерь, остаются только обозники. Патронов берём побольше, на две-три засады, потом вернёмся сюда. Про Егора я помню, пусть наблюдает, мы в ту же сторону направимся, узнаю, что он высмотрел, и исходя из этой информации уже решать буду, где и на кого засаду устраивать, смотря кто нынче в наших окрестностях – войска ли ещё двигаются, или уже обозы пошли, вперемешку с войсками и артиллерией.
Оба взвода и двуколки с боезапасом быстро собрались, а обозники с Крапивиным остались. Четверо с трофейным авиационным пулемётом возились, ленты его патронные мы не трогали, – они пытались сделать авиационную турель. На это я выдал им вторую телегу – будет зениткой, двуколка для этого не годится, платформа неустойчивая. Крапивину отдал приказ, чтобы после нашего ухода подготовился к немедленному оставлению временного лагеря: всё погрузить, лошадей держать под рукой. Ужин чтобы готов был. Приедем, поужинаем, и все вместе покинем не только рощу, но и этот район. Если всё получится, нас с собаками искать будут, и я бы не хотел попасть под горячую тевтонскую руку. Поэтому пусть в лагере нас ждут, секреты у них стоят, надеюсь, за время нашего отсутствия никто их не найдёт. Если что, пулемёт есть, хоть пока и без станины, но вдруг действительно что-нибудь с ней придумают, турель ведь с самолёта сняли. Да и инструменты у каптенармуса имеются.
Колонна выстроилась для движения, и мы направились по полевой дороге к той, что шла из города в глубь страны, в сторону города Лодзь, и где мы ожидали найти германцев. Дядька, что с двумя солдатами осуществлял головной дозор, двигался в километре от нас, чтобы предупредить в случае неожиданной встречи. Уже вскоре вихрем прискакал один из солдат: на дороге германцев оказалось видимо-невидимо. Остановив колонну, я сам отправился вперёд, и из укрытия, чтобы германцы не заметили, стал изучать дорогу. М-да, действительно много, и соваться сюда с моей пулемётной полукомандой смерти подобно. Надо что-то другое поискать. Я велел вызвать Егора, но тот сам вскоре появился, видимо за спиной приглядывал и увидел нас, ну и дал задание казакам объехать окрестности. Посмотреть остальные дороги, не по одной же этой идет продвижение войск, на других может быть не так плотно, а лучше бы найти со слабым потоком, на такой бы засаду устроить… В общем, казаки отправились в разные стороны, ну а я повернул колонну обратно к лагерю. Без нормальных разведданных соваться к германцам я не хочу. Кстати, казакам сообщил, что если удастся офицера выкрасть, да с картой, так совсем хорошо будет: мне «язык» нужен. К каждому из них я прикрепил в напарники солдата верхом, и они унеслись выполнять поручение, а мы пришли в лагерь ни с чем. Будем ждать.
Пока выдалось свободное время, я изучил документы лётчиков и карту. Ничего интересного.
Однако ждать пришлось недолго. Нет, не казаки вернулись: дозорный, что на дереве сидел, сообщил, что к нам по дороге движется отряд германской кавалерии. Вот ещё не хватало! Сразу понятно, что это просто разъезд, дороги патрулирует, тридцать всадников всего, но так они нас быстро обнаружат, к гадалке не ходи. Значит, нужно встретить и сделать так, чтобы ни один не ушёл. И дорога-то недалеко, три километра всего, стрельбу точно услышат. Значит, бьём всадников, стараясь не зацепить лошадей, выживших коней ловим, на них навьючиваем припасы и патроны, и уходим. Если так прикинуть, пятнадцати верховых лошадей нам хватит, чтобы всё вывезти. Это я и изложил вызванным взводным и Крапивину, так что мы начали готовиться к бою. Главное – поближе их подпустить, чтобы в упор огнём встретить.
Всё получилось, как и было спланировано: подпустили и ударили в упор. Никто не ушёл, правда, уцелевших лошадей едва с десяток набралось. Их отловили конные. А раненых лошадей добили. Относительно германцев, впрочем, я отдал такой же приказ. Собрали вооружение, амуницию, все патроны, тем более что они подходили к пулемётам. Оружие брать не стали, нам карабины не нужны. Три пистолета было: один «маузер» и два «люгера». У нас потери тоже были, один легкий, другой серьёзнее, и это оказался мой штатный писарь. Пленных мне двух притащили более-менее целых. Офицер, к сожалению, при атаке погиб одним из первых, так что это были рядовые. Особой информацией не владели, допрос это ясно показал, выяснили только, что они из Третьего кавалерийского корпуса, и я приказал их пристрелить. Вот тут солдаты меня удивили, они проявили резкое нежелание убивать пленных. Я даже был озадачен, прикидывая, как на это реагировать. Неисполнение приказа – это очень серьёзно. Тут меня подчинённые добили, они и раненых кавалеристов не тронули, решив, что им послышалось, когда я приказал их добить. Подумали, что я о раненых лошадях говорю. М-да, всё же мораль человека из будущего и человека этого времени различаются сильно. Даже простые солдаты и то воспитаны «не тронь слабого, не убивай пленного». Слишком много в них доброты, не хлебнули те ещё, не видели, что германцы будут творить, да и уже творят. Для них это цивилизованные европейцы, с которыми нужно обращаться как с нормальными людьми.
– Фельдфебель, постройте людей.
В это время шло свертывание лагеря перед уходом, трофеи уже все собрали, и такой приказ стал неожиданностью. Когда люди построились, я их осмотрел и толкнул большую речь на тему того, как потом эти же германцы будут обращаться с русскими, в том числе мирными. Указал, что если бы они добровольно сдались в плен, я и сам слова не сказал бы против них. Но пленные вернутся в строй, а раненые – излечатся и тоже вернутся туда же.
– Помните, что именно вы отказались уничтожать этих чудовищ. А теперь по повозкам, приготовиться к движению.
Я видел, что зацепил что-то в душе своих солдат, но пока они сами не увидят зверства, сомневаюсь, что смогу их переубедить, поэтому они, переговариваясь, направились к повозкам, двуколкам и телегам, но покинуть рощу мы не успели, дозорный сигнал подал. Судя по нему, приближались наши, для врагов у нас другой сигнал.
И действительно, мой дядька-наставник вернулся. Причём он был верхом, а его напарник из моих подчинённых правил телегой, в которую был запряжён его верховой конь. Телега не пустая, что-то там накрыто дерюгой.
Когда они подкатили, старый казак покинул седло и с видом фокусника сдёрнул ткань. В телеге стояли на станках Соколова два пулемёта «максим». С щитами. Наши, в полном порядке. У меня в пулемётной полукоманде таких три было. Тут же лежали два ящика с патронами и запасные ленты к ним. Какой-то солдат ещё и свой вещмешок забыл.
– Однако, – сбил я фуражку на затылок, каска на ремне висела. – Ты где их нашёл?
– Телега стояла брошенная у реки. Видимо, хозяева вплавь переправились и драпанули, бросив имущество. Я там по следам всё высмотрел. Вот, пригнали, пользуйся на здоровье.
– Спасибо, дядька, ты даже не представляешь, какой ты молодец… Крапивин!
– Я, ваш бродь!
– Осмотри пулемёты, в порядке ли они, и оформи во второй взвод. По все бумагам проведи и мне на подпись дай. Пусть два расчёта сдадут свои ручные пулемёты под германский патрон в обоз – там для охраны смогут использовать, – и примут эти. Сделай во втором взводе тачанки.
