За следующую неделю у меня в палате побывало пятьдесят три родственника, я специально считал. Да ещё не по разу. Не скажу, что это в тягость, принесённые ими вкусности я честно делил с соседями по палате, но зато нашлись и плюсы, хоть теперь всех родственников в лицо знаю, а те, которых не видел, или в другом месте живут, или воюют, но и их по фотокарточкам знаю. Всё, знакомство с родом Волковых состоялось, и это хорошо. Врач ежедневно приходит, расспрашивает о самочувствии, осматривает голову. Рана на затылке доставляла очень большое неудобство, потому что со сломанными ребрами лежать приходилось на спине. Однако ещё в эшелоне мне сделали валик из полотенца и подкладывали под голову, чтобы раной не касался койки. Так даже спать получалось. Восстанавливался я не так быстро, как хотелось, но всё же с каждым днём становилось легче, рёбра, конечно, давали о себе знать и, как врач говорит, ещё долго будут давать, но он обещал недели через три отпустить меня домой, с тем чтобы приходил днём на осмотр.
Светлана Николаевна уже была вся в предвкушении. Кстати, она удивилась, что при мне совсем нет багажа, и устроила форменный допрос. Я пояснил, что все свои вещи держу при Егоре и он выдаёт, когда что-нибудь понадобится. Это ей не понравилось, и она велела перевезти все мои вещи к ним домой, она их в мою комнату положит. Даже формы с наградами нет, непорядок. Я с Егором пообщался, и тот отвёз на пролётке все вещи к дому Волковых. Все то, что положено иметь офицеру: личное оружие и шашка, один комплект полевой формы со всеми наградами на ней – Егор с повреждённой перевесил. А парадной у меня не было, всё никак выправить не мог, видимо тут придётся. Ну, и еще кое-какую мелочь отвез. Остальное всё при казаках осталось, не хватало ещё, чтобы Светлана Николаевна мои трофеи увидела.
Михаил Антонович изредка заходил. Он параллельно вёл дела с моим поместьем, сильный мужик, всё успевал. Как он сообщил, хозяйство действительно справное, он зимой туда ездил смотреть, управляющий – хороший, грамотный специалист, оставили на месте. Крестьяне пшеницу сеют, процент отстёгивают – так и живут. Надо будет самому посмотреть. Может, по ранению дадут отпуск и скатаюсь? Подумаю. В остальном… скучно тут. Моей деятельной натуре вообще волком выть хочется. Видать, фамилия сказывается. Разве что приглашениями завалили, мол, как вылечитесь, обязательно на званый вечер, а лучше благотворительный. Эти благотворительные вечера мне сниться будут. Когда я в столице прошлым летом семь дней жил, меня тогда ещё незнакомка по ночам навещала, то дважды меня уломали посетить эти вечера, бывают такие, у кого язык подвешен, – мёртвого уговорят, но зарёкся на них больше ходить. В первый раз три тысячи выцыганили, но это я легко отдал, для госпиталя, во второй раз – пятнадцать, причём вывернули так, что при свидетелях я их послать не мог, пришлось с улыбкой выписать чек. Твари. Тут тоже на дело – на закупку вооружения за границей. Но меру ведь нужно знать! Ну, а то, что через два дня этого говорливого нашли утром с переломанными ногами и раздробленной челюстью, это так, кара. Но с тех пор я на такие мероприятия ни ногой, так что все бумажки Егор уносил в мусорное ведро.
Как-то раз я сидел на своей кровати (койкой её язык не поворачивался назвать) – сидеть мне уже два дня как разрешили, и даже потихонечку ходить от окна до двери, – и обратил внимание на санитара, что мыл пол. У него из кармана бумажка торчала, весь текст не видно, но «…товарищи…» я различил отчётливо.
– Степан Лукич, а что это у вас в кармане?
– Да в туалете нашёл. Разбросал кто-то. Гадость всякую пишут, бумагу портят, но на курево бумага хороша.
– Дай-ка мне её.
Пока санитар домывал пол, я прочитал текст и оставил себе, а тому взамен выдал бумагу из блокнота, ну и попросил сходить до моих казаков, позвать дядьку, и выдал ему три копейки. Санитар мальчонку послал, что при госпитале прижился – его тут кормят, одежду выдали, и он всякие мелкие поручения выполняет. Мы с соседями тоже его услугами как-то пользовались.
Ожидая дядьку, я изучал революционную листовку. Ну, вот и пропаганда начинается. А когда тот пришёл, сказал ему:
– Идём, поговорить надо.
Я с некоторым трудом встал и, шаркая тапками, пошёл с ним по коридору в тихое место. Для этого вполне подойдёт курилка. Сейчас там трое дымили за разговорами, поэтому мы зашли в туалет, проверив, все ли посадочные места пусты. Там я показал наставнику листовку.
– Есть работа. Нужно узнать, кто эти листовки раскидывает. Взять аккуратно и допросить, кто их ему дал, всю организацию выявить, кто входит в кружок заговорщиков. Они не сами по себе, есть резиденты, обычно это иностранцы, что оплачивают революционное движение. Возможно, тут замешан такой агент. Как только выйдете на них, сообщите. Работают тут англичане, германцы и французы, и денег они на революцию в России не жалеют, всё, что заберёте у резидента, будет ваше. Как его возьмёте, пришлёшь за мной пролётку, доеду до вас, хочу послушать, что он скажет, вопросы позадавать.
– А что с этими делать, революционерами?
– Это враги, причём фанатичные. Которые собираются в тяжёлый год, когда идёт война, бить в спину своим. Поэтому жалеть их не нужно. Только тела аккуратно прячьте, чтобы не нашли и расследование не началось. Если кто из их ячейки купец или лавочник, трясите на запасы, этих революционеров нужно лишить денежного потока, и они сами разбегутся. Как я уже сказал, всё, что добудете, будет вашим. Мне лишь нужна информация от резидента. И не подставьтесь, обычно у жандармов в этих рядах есть осведомители, и те могут сдать вас им. Аккуратнее, свидетелей не оставляйте. Возьми деньги из моих запасов, смени одежду и найди другой дом, без хозяев, и там пленников допрашивайте. По ночам старайтесь действовать. Пролётку купите или бричку, своими конями или моей пролёткой не светите. И постарайтесь за несколько дней всё сделать, а не то эти фанатики узнают, что их дружки пропадают, и в бега уйдут. Меня старайтесь в курсе держать, может, совет какой дам.
– Сделаем, командир. А с листовкой что делать, да и как того, кто её подбросил, искать?
– Лукич что-то недоговаривает, мне кажется, он видел, кто это сделал. Поговори с ним, можешь в кабак позвать да подливать почаще, и когда дойдёт до кондиции, язык развяжется. Думаю, это кто-то из медиков или нанятого персонала. И ещё, когда у Лукича узнаешь, что нужно, продолжай задавать какие-нибудь вопросы. Уже другие. Обычно запоминается то, что спрашивали последним.
– Мудрено, но я понял, не беспокойся, командир, всё сделаем.
– Это ещё не всё, думаю, я до осени буду лечиться, отпуск дадут, а раз я отпускник, то смогу заняться тем, чем захочу в свободное от службы время. Думаю глубокий рейд по германским тылам устроить, недели на две-три. Можешь кинуть клич среди своих, нужно четыре десятка человек, опытных, повоевавших, желательно среди них иметь пару артиллеристов, пулемётчиков и пару моряков. Если кто водить авто умеет, так совсем хорошо. Снаряжение за мой счёт, трофеи как обычно – половину мне, остальное между собой делите. И да, передай, чтобы лошадей не брали: туда доставить, да и забрать обратно, не сможем, а там трофеями воспользуемся. Знаю я, как казаки к своим коням относятся, ни за что не бросят.
