Сняв с меня стружку, полковник вернул документы и велел следовать за их машиной, я же, вернувшись в кабину, сел рядом с водителем и негромко сказал:
– Что-то интересное намечается.
– Что случилось, командир, что этот офицер на тебя так орал?
– Нормально. Я специально его спровоцировал. Едем за этим полковником, мы ему зачем-то нужны.
– Зачем?
– Вот и спросим.
Легковушка с полковником поднялась на дорогу и поехала впереди, пришлось пыль глотать, как и всем, кто за нами ехал. Грузовики наши не особо скоростные, но тридцать километров в час давали. И вот, когда дорога опустела, ни спереди, ни сзади никого, мы сигналом привлекли внимание тех, кто ехал перед нами, мол, поломка, нужно остановиться. Я покинул кабину и сразу же выстрелил в водителя полковника, самого его взял на прицел, а двое казаков, подбежав и скрутив, разоружили и связали, а потом унесли в кузов, а водителя, забрав оружие – это мой личный трофей, – сбросили с обочины в овражек, чтобы с дороги труп не видно было. Я сел в машину на место водителя и теперь возглавлял колонну на легковушке.
Приметив съезд, свернул, остальные последовали за мной. Загнав машины под деревья, я направился пообщаться с полковником.
Разговорить его удалось быстро, работал я по-жёсткому, а когда понял, на что тот нас подписать хотел, вообще прибить решил. Из всех только Сашка понимал, о чём мы говорим, поэтому он то бледнел, то краснел, кулаки свои огромные сжимал, только этим показывая обуревающие его чувства. Журналиста нашего не было, нечего ему такие методы допроса видеть, а вот казаки молодёжь подогнали, чтобы учились у профессионала. Конечно, такая работа не сделала бы мне чести в офицерской среде, но тут это скорее поднимало мой авторитет, чем роняло.
– В чём дело, командир, ты таким злым стал, да и Сашка вон цвета меняет, – спросил наставник.
Я молча помял пальцами подбородок, задумчиво изучая германского офицера под ногами. И если ранее я его жалел, то по мере допроса физические методы дознания становились жёстче, и в конце концов я его сломал, тот сейчас хныкал, размазывая сопли. Я отошёл от германца и велел позвать нашего журналиста.
– Германия довольно интересная страна, и здесь среди дворян и богатых людей имеется большая любовь к охоте, и вот, как бы те ни экономили, но зверь в их лесах закончился, они даже памятник последнему волку поставили. Да не суть. Некоторым дворянам неинтересно охотиться на лис или зайцев, что остались, и один из них предложил для охоты использовать пленных русских. Мол, дадим ему старую двустволку, картечь всё равно далеко не летит, а сами издалека будем охотиться. – Уже при первых моих словах про охоту на пленных русских по казакам прошёл гул недовольства, только наш писатель строчил что-то в свой блокнот, но я продолжал: – Русским пленным обещали послабления в лагере, разные дары. Добровольца вооружали, давали три патрона, чтобы охота интереснее была, и отправляли в лес, после чего начинали облаву с собаками. Шесть раз провели такую охоту, и чем дальше, тем больше участникам это всё нравилось. В последней охоте было сразу пять русских солдат. Однако и это им приелось, поэтому отправили своего человека в лагерь для пленных офицеров, там не уговаривали, просто купили их у начальника охраны, привезли всех троих, дали оружие в руки и пустили в лес. В этот раз охота не задалась, им удалось убить двоих, но один офицер убил охотника и завладел дальнобойным оружием. Как оказалось, он отлично умеет прятаться в лесу и не менее великолепно стреляет. Убив ещё четырёх охотников и шестерых егерей, перестреляв всех собак, он загнал их в поместье, где те до сих пор прячутся. Любой, кто пытался выйти из дома, получал пулю, а постройки вокруг русский офицер сжёг. Перед тем как уничтожили телефонную связь, они успели дозвониться до одного из своих, кто знал об охоте, вот этому полковнику, и умоляли прислать солдат на помощь. Тот не мог использовать свои части, они отбыли под Франкфурт на усиление, просить других нельзя, их развлечения могут стать достоянием общественности, поэтому полковник отправился на дорогу, чтобы поймать свободное подразделение, а тут мы с вами. Вот такая история.
Гул не стихал, он всё усиливался, и казаки бы ли реально взбешены. Осмотрев их, вахмистр спросил:
– Что делать будем, командир?
– Ну, для начала пусть наш писатель интервью у него возьмёт, Саша всё переведёт. Потом тот сам напишет признательные показания, подпишет, и на ветку его. Таких ублюдков вешают, а не расстреливают. А мы едем к поместью, оно недалеко. Не знаю, там ли сейчас тот офицер, но сжечь это гнездо со всеми, кто внутри, я желаю изо всех сил. Идём, зови командиров отделений, распишу ваши действия по прибытии на место.
Через полчаса, когда мы покидали эту рощицу, тело полковника покачивалось на крепкой ветке.
Мы проехали едва пять километров и, повернув на хорошую щебёночную дорогу, прокатили по ней ещё с десяток километров, и вот оно имение. Стояло оно обособленно, в глуши по сути, оттого и охотились тут, рядом никого. Вокруг действительно сожжённые строения, над некоторыми ещё вился дымок, главное здание было двухэтажным, то ли облицовано диким камнем, или построено из него, но смотрелось стильно. Часть окон выбито, но в проёмах никто не мелькает, видимо неизвестный офицер напрочь повыбивал желание показываться в окнах. Во дворе лежат убитые, на крыльце тоже несколько трупов, ещё один свешивается из окна первого этажа. С учётом того, сколько тот охотников и егерей перебил, патронов у него должно быть достаточно. Честно сказать, я опасался его выстрелов по нам, ведь сидел в машине в германской форме.
Мы подъехали фактически на подъездную площадку, два грузовика подогнали почти к дверям, а два других чуть в отдалении развернули. Задние борта упали, и забили два пулемёта по окнам, а из тех, что у парадного крыльца встали, стали выпрыгивать казаки. У каждого кроме оружия по две-три динамитных шашки. Окружив здание, они стали поджигать фитили, зная, что горят те пять ударов сердца, и закидывать шашки в окна. Некоторые умудрялись и на второй этаж попадать. Прикрывая их, пулемёты били именно по второму этажу. Всё я это снимал, и как из окон выметалась пыль от взрывов, вырывая уцелевшие рамы, и остальное.
А дальше, подставляя руки и плечи, стали молодых закидывать в окна, и сами полезли следом, проводя зачистку, а я всё это время прогуливался у своей легковой машины с пистолетом в руках. Через пару минут вахмистр доложился, что в доме порядка сорока трупов обнаружили, помимо хозяев и уцелевших гостей, ещё и прислуга была. Выживших не осталось. Действовали, как я велел, прежде чем ворваться в комнату, закидывали в неё одну-две шашки и пережидали взрывы, потом уже заходили, если оставались выжившие, добивали. Тут мы карали, пленные нам не нужны. Однако несмотря на все принятые меры, двое раненых всё же было, одного контузило своей же шашкой, другой словил пулю в руку от подранка.
Добравшись до погреба, казачки занялись бочками с вином, но, как я понимаю, не один десяток бутылок в вещевых мешках зазвенит стеклом. Ну и грабили имение заодно, но второпях, от взрывов левое крыло загорелось. Пока все не заполыхало, выносили ковры, коллекцию холодного оружия, да и другое приглянувшееся барахло.
