– Она не может уйти, – пояснил отец Бенедикт и закашлялся. – Здесь особые заклятия, крепчайшие чары, их можно разрушить только вместе с монастырём, а это не по плечу даже ей. Очень сильная… э… Древняя. Ты прекрасный ловец, сын мой!
Эварха неопределённо пожал плечами – мол, стараемся, хотя он и сам бы теперь с удовольствием порасспрашивал Пустошника, откуда у него такие интересные ловушки. Древняя богиня сейчас казалась сильнее всех тварей, каких поймал Эварха, вместе взятых, и ловцу стало не по себе. А богиня, разочаровавшись в молниях, нагнулась и принялась шарить ручищами в густых клубах, в надежде изловить кого-нибудь из пленителей. Эварха невольно отшатнулся, а вот монахи даже не шелохнулись, хотя пальцы толщиной с бревно порой хватали воздух совсем близко.
– Пошли, – поторопил священник. – Братья устают держать заклятия, луна и звёзды уходят… кх-кх… Скорее! Встань здесь, вот в этой звезде. – Отец Бенедикт закрывался от дыма рукавом, но всё равно кашлял.
Под ногами ловца, на каменном полу, тонкими проволоками истинного серебра выложена была изящная многолучевая фигура – что-то из разряда страховочных построений, если Эварха правильно помнил уроки Мелге.
– Я буду рядом – прикрывать и помогать направлять силу. Тебе, добрый ловец, придётся поделиться кровью своей для нашего заклятия. Совсем немного, кх-кх, не беспокойся. Есть у тебя нож?.. Остальное мы сделаем сами.
Эварха встал в середину серебряной звезды, тотчас вспыхнувшей белым светом. От неё в стороны побежали светящиеся линии – к каждому из прятавшихся в дыму монахов. Ловец заметил, что дымят не только свечи и маленькие курильницы: середина зала, где стояла Древняя богиня, была окружена жаровнями, поставленными тесным кольцом.
Светящиеся линии обежали весь зал, вернувшись обратно. Монахи, словно получив сигнал, затянули новую инкантацию – и сила, хаотично метавшаяся между полом и куполом, дрогнула, потекла в нужном направлении, согласуясь с линиями и точками основной фигуры. Древняя сразу это ощутила – перестала бесцельно шарить в дыму, завертела головой; распахнулся не рот, а настоящая пасть, полная заострённых белоснежных зубов – и из глотки вырвался рёв, достойный мифического Зверя, Пожирателя миров, о котором любили сказывать странники по Межреальности. Из купола на головы монахов и ловца посыпались оставшиеся стёкла.
– Достань нож, сын мой, – приказал отец Бенедикт. Он весь подобрался, напрягся, словно стрелок на охоте. – Как только скажу – полосни запястье. Пусть кровь твоя прольётся на линии, много не надо… Но надо достаточно – понял ли?
Эварха кивнул, мол, понял. Состояние священника невольно передалось и ему – азарт охоты, противоборства с противником, как обычно, куда как превосходящим силою. То, что он больше всего любил в своём деле. Но ещё… против воли его вдруг кольнула жалость к Древней. Нет, всё же истинная охота, какой занимался он сам, – совсем другое, она честна и жестока; каждый имеет равные шансы уловить и быть уловленным, погибнуть или победить. А здесь? Ясно же, что Древняя проигрывает, хотя бы потому, что крепко загнана в угол, хоть отец Бенедикт и опасается «освобождения богомерзкой твари». Не так-то просто ей отсюда сбежать, у святых отцов ловушка простая, но крепкая.
– Приготовься. Я буду рядом, буду направлять силу… Ох, нет!..
Древняя нащупала круг жаровен. Зарычала, нагнулась, совсем нырнув в дым, и слепо, яростно забила руками, опрокидывая курильницы и свечи. Один из монахов, стоявший слишком близко, не успел даже вскрикнуть – громадная чёрная рука сшибла его, тут же схватила, сжала, несколько раз ударила об пол. Богиня отшвырнула тело, превратившееся в кровавый комок, и продолжила раскидывать всё, попадавшееся под руки.
Дым поредел, серебряная звезда под ногами ловца начала неровно мерцать.
– Я займу его место, – отец Бенедикт кивнул словно бы самому себе. – Слушай меня внимательно, Эварха, не пропусти момент! Будь готов!
И священник побежал к богине, туда, где минуту назад ещё стоял несчастный монах.
Древняя расшвыряла жаровни наполовину, и, кажется, дым уже не застил ей глаза. Она различала врагов, хоть и смутно, и могла сотворить заклятие посложнее молнии или огнешара. Оглушительный хохот расколол зал – полетели уже не стёкла, их не осталось, но куски штукатурки и алебастра. Богиня перестала крушить жаровни, вытянулась во весь исполинский рост и закрутила у себя над головой воронку, воздев руки. Сила, только что тёкшая сообразно линиям магической фигуры, сгущавшаяся там, где стояли монахи, снова сбилась с пути.
Воздух дрогнул, повинуясь жесту Древней, потащил за собой осколки стёкол, горящие свечи, жаровни и вывалившиеся из них пучки трав, сухих и ещё тлеющих; дым потёк за ветром, поднимаясь по спирали к куполу, вытягиваясь в дыры; затрепетали белые сутаны и на живых, и на мёртвых.
У ловца нехорошо засосало под ложечкой. Ай да Древняя, зря он её жалел – похоже, переиграет монахов вчистую! Правда, и его тоже не пощадит.
И кто это из святых отцов так оплошал, что выпустил тварь на волю?
И что они, собственно говоря, с ней вообще делают здесь?..
Первый закон наёмника гласит – не спрашивай, для чего нанимателю нужно то, что ему нужно. Важная поправка: спрашивай обязательно, когда речь заходит о твоей жизни и смерти.
– Поспешим, братья! – Отец Бенедикт, очевидно, воспользовался магией, потому что услышали его все.
Монахи дружно вскинули руки в каком-то сложном жесте и сменили песнопение-инкантацию, то и дело призывая Спасителя; отчего-то голоса их отдавались неприятным зудом у ловца в костях. Эвархе даже припомнилась одна история, давняя, – ещё с Мелге охотились они на одну водяную тварь, сирену, пением зачаровывавшую моряков и пожиравшую их чуть не целыми командами. Тварь, как ни странно, требовалось отловить живой, вывезти в полной целости и выпустить в пустынные воды, где она не могла бы причинить никому вреда. На искреннее недоумение Мелге, для чего сохранять столь мерзкое и опасное создание, погубившее вдобавок множество невинных душ, наниматель – круг магов того мира – ответил, дескать, исчезающий вид. Осталось тех тварюк прискорбно мало, а океану они тоже нужны – до того, как добычей их сделались мореходы, злокозненные песнопевцы отлавливали жутких придонных хищников, помогая поддерживать равновесие.
Так вот, пение той сирены зудело в костях, точь-в-точь как пение слуг Спасителевых. Одинаковая магия?.. Привлекать, опутывать, подчинять своей воле изначально могущественные сущности?..
Эварха сжал и вновь раскрыл ладонь; повинуясь жесту, выскользнул из чехла на запястье серебряный ритуальный ножик. Ловец стиснул его во вспотевшем кулаке; Древняя высилась посреди зала, словно чёрная скала, окутанная спиралью набирающего силу ветра. Пол под ногами уже не трясся мелко – ходил ходуном, точно скалы пустились в пляс; грохот смешивался с заунывным пением монахов. Да, вот это пошла охота, кто кого! Если Эварха хоть на миг опоздает… если святые отцы спутают хоть одно слово в своём заклятии… По спине ловца пополз противный холодок.
