В комнате, кроме него, были ещё трое, и все – сильные, очень сильные маги. Такие, кто одним движением брови гору свернёт, а сам Эварха перед ними – что младенец бессмысленный.
Одна чародейка, ещё довольно молодая, в практичной, но потрёпанной дорожной одежде, со шпагой у бедра – сразу видно, дама решительная, к такой особый подход нужен. На лицо вполне миловидная, красивая даже, вычурных украшений, до каких чародейки обычно охотницы, не носит, коса русая через плечо – а взгляд цепкий, губы поджаты, и ладонь на эфес кладёт эдак привычным движением. В общем, Эварха с нею б заигрывать поостерегся.
Другой маг – толстый бородатый старикан в мантии, круглолицый, на вид – ну в точности добрый волшебник из детских сказок: хорошим детям приносит сладости да показывает далёкие миры в магическом кристалле, а плохим достаются в подарок лишь ореховые скорлупки да метла с совком. Эварха, как видно, был плохим мальчиком, потому как ни разу сладостей и развлечений за просто так не получил и оттого верить сказкам разучился очень быстро.
Этот старикан, хоть и выглядел безобидно и ловцу понравился больше других, тоже был непрост. Ох, как непрост! Сила в нём ощущалась громадная, скрытая, но всегда готовая к удару – как хорошо заточенный клинок в ножнах. Эварха не мог сказать, с чего ради он так подумал, но ему довелось всяких людей повидать, и чутью своему он вполне доверял.
Но третий чародей!..
Худой и смуглый старик, высокий, статный, с орлиным носом и яростным блеском в тёмных глазах. То ли величественная осанка тому причиной, то ли ощущение расходящейся от него мощи – но, если б Эварха стоял, тут же согнулся бы перед ним в поклоне, самом глубоком и самым искреннем. За кажущейся простотой пряталось истинное величие и… и опасность. Если в чародейке ловец почувствовал честную резкость, в грузном старике – спокойную силу, с которыми, в общем-то, можно договориться и иметь дело, то этот старый маг был совершенно иного сорта. Не из тех, с кем договариваются, – из тех, чьим приказам внимают (и немедля исполняют); из породы повелителей и правящих, кто использует других, а вот его – никто и никогда.
И можно лишь надеяться, что, используя тебя, он нанесёт тебе же не слишком большой урон.
Этот-то страшный маг сразу принялся буравить Эварху своими тёмными глазищами, будто всю его жизнь хотел прочесть, а потом, едва толстый старикан зачем-то выскочил из комнаты, подошёл и приложил к вискам ловца сухие смуглые пальцы.
Эварху будто молнией пронзило, когда он услышал внутри себя уверенный, полный силы голос.
Не подавай вида, будто слышишь меня, приятель. Говори обо всём, что с тобой приключилось, честно, но Вольный город не упоминай ни словом! Ошибёшься – угольков от тебя не оставлю.
Ловец с большим трудом удержался, чтобы не закивать подобострастно. Такой не то что угольков – пепла не оставит, развеет тебя по ветру одним мановением длани, и поминай как звали.
Конечно, то, что грозный чародей знал о Вольном городе и не желал, чтобы о нём знали б другие, подсказывало, что Пустошник мог направить ловца именно к нему; впрочем, на этом месте Эварху начинали точить сомнения – куда старику Пустошнику знаться с этаким-то мастером, который мигнёт – и весь город во главе с Лордом-хранителем будет послушно танец живота выплясывать. А может, и не живота и не выплясывать – а просто не останется на месте Пустошей, на месте «Розы и скорпиона» с «Жутким гномом» и прочими милыми сердцу ловца заведениями даже и пыли – всё расточит страшный маг одним заклинанием…
Потому Эварха исполнил всё в точности, как велено: рассказал о своих злоключениях подробно, но город не упомянул ни разу; больше того – заставил себя о нём не думать. Простейшие способы ментальной защиты были ему известны, но для магов такой силы его защита – смех один, лучше даже и не пытаться. А то вдруг ещё заподозрят чего…
Потом свой рассказ ему пришлось повторять много раз. Для других магов, для собрания их Гильдий – так много раз повторял, что самому в конце концов надоело, но про Вольный город не проговорился, не обмолвился ни разу.
А на общем Совете магов, от одного вида которого, честно-то сказать, у ловца душа ухнула в пятки и затрепыхалась там, как рыба на бережку, – на общем Совете этот старый чародей, владыка, как его называли, мессир Архимаг Игнациус – устроил настоящую демонстрацию. Эварху погрузили в транс и вытащили у него из памяти всё, что касалось мира Игнис – сам Архимаг и вытащил, и продемонстрировал замершему в ужасе залу. Эварха, естественно, этого не видел – он в своём трансе заново переживал многое из случившегося с ним: поимку Древней, гигантский монастырь Сил Святых, неудачный обряд с богиней, его собственное в нём участие; горы, трясущиеся от эха магии, рушащийся зал, воронку силы; копьё, свитое из его собственной крови; ранение отца Бенедикта; и ужасный конец Древней богини, заключённой в плотный кокон неведомых ловцу заклятий.
Многое пережил, но не всё. Как с Пустошником торговался, как Древнюю от эльфа Хириона забирал и прочее, имевшее место в Вольном городе – ничего этого Совету Долины явлено не было.
В общем, пережив изрядную часть своих приключений, Эварха очнулся уже в самом конце Совета, когда сон его разбил суховатый голос мессира Архимага:
– …вы знаете, друзья мои, как я ненавижу войну и как противлюсь применению насилия. Это – самый последний аргумент, умный маг всегда сможет договориться и решить дело, не проливая зряшной крови. Однако из каждого правила есть исключения… Да-да, именно исключения – потому что не со всеми возможно договориться в принципе. И первые в этом списке – фанатики. Любой веры, любой идеи – чего бы ни было. Переговоры с ними – пустая трата времени, и более того, игра по их правилам, потому что, покуда вы рассчитываете договориться, они двигают своё дело туда, куда хотят.
И в этой замечательной ретроспекции – благодарим, сударь Эварха! – мы с вами видим истинных фанатиков. Да, они хотят лучшего, да, они искренне верят, но так же искренне они станут убивать ради своей веры. И не остановятся, пока их не остановит кто-нибудь более сильный.
Зал зашумел, начались выкрики, вопросы – Эварха уже не слушал. Клара Хюммель помогла ему сесть на скамеечку в стороне от всех и там он и просидел до конца, всё ещё во власти своих видений.
Мессир Игнациус прав, тупо думал ловец. Святые отцы в Игнисе все до единого фанатики – и вежливый отец Бенедикт, и монашек Магнус, и святой отшельник Августин. И Древние им нужны как оружие – чтобы обратить всех вокруг в свою веру или ещё что-нибудь… Что там отец Бенедикт толковал насчёт всеобщего Спасения? Не для доброго, в общем, дела.
И остановить их, конечно же, надо, покуда они не спасли кого-нибудь против воли.
Но отчего-то Эвархе очень-очень хотелось сейчас оказаться дома, в Городе. Пусть бы он сидел без денег, бродил бы по мирам, перебиваясь отловом чудищ привычных, простых – носатых ифритов для султанской стражи или грудастых суккубов для гаремов южных владык. Но подальше и от Игниса, и от благословенной Долины магов.
