Терпеливо дождавшись, пока Вадим вновь остановит взгляд на нем, хозяин на мгновенье опустил глаза.
– Простите, я не вполне понял предмет вашего визита. Вы, кажется, сказали, что вы из мэрии?
– Я не из мэрии. В мэрии работает комиссия по анализу текущего состояния экосистемы города, обусловленного аварией на химкомбинате. Я член комиссии, и у меня есть несколько вопросов.
– Пожалуйста. Но если вас интересуют обстоятельства аварии на комбинате, то вряд ли смогу вам чем-то помочь. Я курировал работу научно-исследовательского центра и вопросами производства практически не занимался.
Безупречные манеры, негромкий голос, все тот же вид принужденной вежливости, не властно, но настойчиво сразу же устанавливающей дистанцию между собой и собеседником.
– Говорят, новых тем для исследований в то время было немного, практически не было?
Хозяин впервые чуть помедлил.
– Прекращено было финансирование исследований. Но это не означает, что работы должны с неизбежностью прекратиться. У исследований своя логика, тот, кто их проводит, органически заинтересован довести их до конца или, по крайней мере, до какого-то промежуточного результата – независимо от степени оплаты.
Вадим, усмехнувшись, кивнул.
– Да, это понятно. Сам не раз бывал в такой ситуации.
Молчание. Прекрасно, подумал Вадим, не удосужился, хотя бы из вежливости, поинтересоваться, в какой области вы работали. Неназойливо, строго в рамках приличий, но исподволь и упорно демонстрируемое отсутствие интереса к собеседнику.
– Тематики ваших исследований имели какое-то отношение к текущей продукции комбината?
– Никакого. Это были сугубо теоретические исследования, без мгновенного прикладного значения. Вряд ли они представляют какой-либо интерес для неспециалистов.
Я поменял круг общения, подумал Вадим, я перестал общаться с такими людьми, хотя в последние годы их почти не стало, они встречались, когда я начинал – хотя тоже изредка, говорят, их было много в прошлые годы – утонченные трепетные интеллектуалы с непонятной внутренней жизнью, отгораживавшиеся от всех прочих преувеличенной вежливостью, игнорированием публичности и средней руки иронией – за которыми скрывалась то ли особая ранимость, то ли дефект воли, то ли просто пустота. Интеллигентная внешность, неуловимость поступков и редкостное умение привлекать таких женщин, которые с радостью давали им вытирать о себя ноги. Такие есть и сейчас, но в силу утилитарности нашего времени они формально более контактны, лучше вписаны в среду, и их обособленность не так заметна. Ради этого прохладного феномена не было необходимости переплывать реку, ничего он не скажет. Зря я сюда пришел.
– Похоже, все у вас шло не слишком гладко?
– Почему вы так решили?
– Говорят, профессиональные разногласия приводили к личным конфликтам.
Хозяин впервые почти прямо посмотрел на Вадима.
– Кто говорит?
– Казначеев. Я был у него сегодня.
– Издержки его профессии. В некоторых вопросах Георгий Иванович проявляет, вообще говоря, не свойственное ему воображение.
– У вас были конфликты?
– Для них не было почвы, по работе мы почти не пересекались. – Он, подумав, усмехнулся. – Я и не знал, что он до сих пор живет здесь.
– У него дом на том берегу. Живет и прекрасно себя чувствует.
– Ну, в этом я не сомневаюсь. Это вообще ему свойственно, на редкость укорененный в жизни человек. – Хозяин помедлил, с интересом глядя в пространство. – Он как такое хорошее домашнее животное – ничем не болен.
Вадим мгновенье помолчал.
– Он, между прочим, говорил – для экспериментов вы использовали резервный центр управления?
– Для управления экспериментами. Функционал центра дает такую возможность.
– Резервный центр соединен с технологической линией комбината?
– Теоретически – да, но подробностей я не знаю, не моя сфера. Мы использовали его локально.
– Для моделирования технологических процессов?
– Можно и так сказать, – словно неожиданно отвлеченный какой-то мыслью, хозяин с усмешкой взглянул куда-то в сторону. – Система с не вполне картезианской обратной связью. Парадокс Бейтсона.
При чем тут Декарт, подумал Вадим, не усилителями же они занимались.
– В день или накануне аварии подобные опыты проводились?
– Нет. Мы вообще его использовали нечасто.
Вадим подумал.
– Вам уже, наверно, задавали этот вопрос… Что, по-вашему, могло быть причиной аварии на комбинате? У вас есть хоть какие-то соображения, что может собой представлять Облако?
С выражением вежливого равнодушия хозяин пожал плечом.
– К сожалению, вряд ли смогу предложить вам какую-либо гипотезу. В основе реакции, приведшей к появлению Облака, очевидно, была какая-то ошибка технологического цикла, но в чем она состояла и какое уникальное сочетание элементов вызвало к жизни все последующее, установить уже едва ли представится возможным. Возможно, это одна из тех ошибок, которые двигают науку, но поскольку само содержание ошибки не зафиксировано, продуктивно использовать ее трудно. Скорее всего, невозможно. Впрочем, есть специалисты, которые занимаются этим вопросом, вы можете обратиться к ним.
– А для вас эта загадка не представляет интереса?
– Слишком экзотично и слишком далеко от моих текущих интересов. В науке разбрасываться – дурной тон, нельзя объять необъятное, увы.
Вадим взглянул на полураскрытый ноутбук на книжной полке.
– Работаете?
– Да, удаленно. Заинтересованные организации предоставляют ряд грантов, веду исследования на их основе.
– А коллектив?
– К сожалению, не имею точной информации. Разъехались – кто куда.
– А вы?..
– К сожалению, болезнь жены не позволяет.
– Понятно.
Хозяин сдержанно взглянул на Вадима.
– Простите, у вас есть еще вопросы? А то мне надо подойти к жене, извините.
– Нет, наверно, нет, спасибо за помощь, извините за беспокойство.
– Ничего страшного.
Поднявшись, они пошли к двери.
– Еще только один вопрос, если позволите, – Вадим, держа руку на косяке двери, на мгновенье обернулся к хозяину. – Кто такой Великий куратор?
Лицо хозяина было абсолютно бесцветным.
– Понятия не имею.
– Казначеев говорил, что случайно слышал, как о нем упоминали ваши сотрудники.
Хозяин пожал плечами.
– Не знаю. Возможно, какая-то шутка. По-всякому шутят разработчики.
